Одетые в белые туники, они встали полукругом подле ложа, на котором умирал Посланник Солнца и начали тихо бормотать Литургию мертвых. Иерофант произносил нараспев один стих, а другие бормотали в ответ текст, соответствующий митраистской службе33.
Внезапно Юлиан простонал:
— Пить!
Ему протянули чашу с разбавленным водой уксусом. Он отпил несколько глотков. Все услышали хрип в его груди. Спустя несколько секунд он испустил последний вздох.
По знаку иерофанта Максим записал точную дату и час его смерти: 26 июня 363 года в полночь. Юлиану было 32 года. Его правление продлилось двадцать месяцев.
И тут, согласно легенде — ибо легенды сразу предъявили на него свои права, — присутствующие узрели, как из его тела вышли две души. Сначала его собственная, а затем — душа Александра, которая также обитала в нем.
Не касаясь земли, они несколько мгновений парили над его ложем, как бы ища выход. Затем, обнявшись, выпорхнули из шатра и стали подниматься к небесам.
Философы бросились наружу, чтобы проследить за ними взглядом. Сначала души напоминали два пылающих факела; потом — два огненных шара; затем — две лучистые звезды. Наконец они исчезли в глубине небосвода, и окружающие больше не видели ничего, кроме мерцания звезд.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ОПАЛЕННАЯ МЕЧТА
Юлиана сокрушили те самые поколения, на поддержку которых он рассчитывал: несмотря на всю его силу, они свалили его наземь и наступили ему на грудь…
I
Известие о смерти Юлиана посеяло в армии уныние. Каждый легион стал приписывать себе заслугу победы, чтобы иметь право на большую долю добычи, — и над ними уже не было главнокомандующего, который рассудил бы этот спор. Кельты и петуланты претендовали на особую близость к Юлиану из-за того, что первыми провозгласили его августом и пытались навязать свои правила остальным. Еще немного, и легионы готовы были схватиться между собой не на жизнь, а на смерть… Но раздоры царили и внутри каждого легиона. «Римляне» обвиняли «греков» в том, что те втянули их в бессмысленную авантюру. «Греки» в ответ возлагали на «римлян» вину за убийство Юлиана, а те, в свою очередь, винили во всем «галилеян». Как пишет хронист, «за несколько часов каждый стал врагом каждого».
Командиры собрались на совет. Прежде всего необходимо было назначить нового главнокомандующего. Выбор пал на Иовиана, командира императорской гвардии, которого и провозгласили августом. Иовиан был христианином, и это не всем пришлось по вкусу. Но зато он был спокойным, уравновешенным человеком и внушал доверие как военачальник, а в сложившейся критической ситуации это было особенно важно.
Итак, Иовиан принял командование войсками и сумел навести относительный порядок. Однако войска все еще находились в глубине Персии. «Греки» считали, что следует оставаться на месте и в полной мере воспользоваться победой, добытой столь дорогой ценой. Напротив, «римляне» и христиане утверждали, что нужно как можно скорее уходить из Персии и возвращаться на исходные позиции.
Для этого предстояло пройти через всю Месопотамию. Такой длительный переход был невозможен без предварительного перемирия с Шапуром, потому что легионы уже ни физически, ни морально не были способны защитить себя.
Иовиан сразу же вступил в переговоры с персидским царем. Но тот, хотя и был разгромлен, согласился на мир только на драконовских условиях. Он позволит римской армии вернуться домой. Но Римская империя полностью откажется от притязаний на пять месопотамских провинций, уступит ему пятнадцать крепостей, среди них Сингару и Нисибис, и, наконец, признает за ним право наказать армянского царя Аршака, который хотя и не участвовал в войне, но занимал враждебную Шапуру позицию. Никогда еще армия-победительница не принимала столь унизительных условий. «Договор бесчестья» — так называет этот договор Аммиан1. «Постыдная, но неизбежная капитуляция», — добавляет Евтропий2. Вся восточная граница от Эдессы до Пальмиры становилась открытой для врага.
10 июля Иовиан, стиснув зубы, принял эти условия. Это был единственный способ спасти то, что осталось от армии. Короткими переходами легионы вернулись в Киликию. На обратном пути они встретили боевой корпус Прокопия. Тот благоразумно подчинился Иовиану. В результате, по злой иронии судьбы, этому командующему-предателю, чья измена столь сильно повредила плану кампании Юлиана, было поручено сопровождать останки императора до Тарса.
Здесь Юлиан был похоронен в небольшом мавзолее, расположенном в пригороде, близ римской дороги, ведущей к Тавру. Перед началом кампании против персов Юлиан объявил, что больше не вернется в Антиохию и уже поручил префекту Меморию подготовить для себя жилище в Тарсе. Этому предсказанию суждено было сбыться. На его надгробном камне высекли следующее двустишие:
Здесь, с берега Тигра вернувшись, спит Юлиан,
Добрый правитель и воин отважный.