"Ложное истинно. А истинное ложно. Это - диалектика? ИЗвращенное нормально. Нормальное извращенно. Вот искренно верующая христианка - от христианской доброты она отдается на разврат конюхам. Вот христианский диакон, священнослужитель алтаря - он мажет себе лицо, как публичная женщина, и постояНно имеет грязно-эротические похождения в цирке. Вот распяТОе - тело Христа, а голова ослИная. Вот святой мученИк - с дикой руганью он плюет в глаза своим палачам. Вот христиане, которые только и думают о том, как бы им вырезать всех язычников. Христос тождествен с языческим богом Дионисом. Верить можно только в то, чего нет, но что осуществится в будущем. Преступное изображается как упоительное. Смей быть злым до конца, или не стыдись. От руки найденного идола - совершаются исцеления. В кануны христианских праздников проститутке надо платить вдвое - "из почтения к Богоматери". Человек имеет две ладанки - с мощами св. Христофора и с куском мумии. Папа РимскиЙ прикладыВаетСЯ к РасПятиЮ, a ВНУТРИ у НегО ВенЕрА. Чистейшая кровь Диониса - Галилеянина. Вот девушку вкладывают в деревянное подобие корозы и отдают в таком виде быку это мистерия на Крите, предшествующая Тайной Вечере христианства. Ведьмовство смахивает на молитву; молитва--на колдовское заклинание. Христос -- МЕчта. Зло есть добро. И все это высший гнозис. А откровение божественное призвано давать людям сомнение".
"Искусство это? - задается в итоге вопросом Ильин.- Но тогда это искусство, попирающее все законы художественного. Религия это? Нет - это скорее безверие и безбожие".
Характерно, однако, что во всех этих рассуждениях речь идет о романах (кроме одного - "Петр и Алексей"), написанных на иноземном историческом материале-Рим, Италия, Крит, Египет. И. А. Ильин совершенно не касается двух крупных произведений Мережковского - "Александр 1" и "14 декабря" (равно как и пьесы "Павел 1"). Скорее всего, по той простой причине, что здесь его критическое жало не нашло бы жертвы.
Трилогия "Павел 1" - "Александр 1" - "14 декабря" свободна от метафизической догматики, и от красочной эротики, и от смакования жестокостей. Я бы сказал даже, что тут (например, в романе "Александр 1") ощущаешь ту связь с гуманистической традицией русской литературы XIX века, которая оказалась в других произведения Мережковского утраченной.
Вторая трилогия - только о России Конечно, Мережковский и в ней остается верен себе. Он вновь выбирает "смутное время": конец царствования Павла, заговор и убийство императора; закат правления Александра 1, брожение и недовольство в обществе, нравственно-религиозные искания, движение дворянских революционеров, их неудача 14 декабря 1825 года. Пробел во времени между событиями, о которых говорится в пьесе и романах, огромен - без малого четверть века. Выпадают и славные страницы Отечественной войны 1812 года; однако героический период русской истории Мережковского, видимо, не интересует. В пьесе ему, помимо главной цели - осуждения самодержавия на примере дикого самодурства и деспотизма Павла,- важно еще показать начало опустошающей душу трагедии Александра Павловича, ставшего невольным соучастником дворцового переворота. Отцеубийство. Этот мотив найдет затем развернутое продолжение в романе, в показе раздвоенного, проявляющего себя то в приливах лицемерия, то в приступах больной совести характера Александра 1.
Уже отмечалось, сколь важны были всегда для Мережковского-романиста источники; о них следует сказать особо. В пору написания трилогии он имел возможность опираться на капитальные труды, созданные отечественными историками.
Здесь раньше всего нужно назвать серию монографий Н. К. Шильдера, посвященных русским монархам: огромное исследование в четырех томах "Император Александр 1, его жизнь и царствование" (1897-1898), работы "Император Павел 1" (1901)
и "Император Николай 1" (опубликована в 1903 году). В последнем, незавершенном двухтомном труде (автор покончил с собой в 1902 году, повторив таким образом поступок своего коронованного героя) Шильдер с особенным историческим беспристрастием, необычным для историка его положения, говорит о многих сторонах царствования Николая, в том числе и о характере официального следствия по делу декабристов.