Юлиан отступник (Христос и Антихрист - 1)

Наконец, увидел он мальчика лет десяти, который шел по дорожке, густо заросшей гиацинтами. Это было слабое, должно быть, больное, дитя; странно выделялись черные глаза, с голубым сиянием, на бледном лице древней, чисто эллинской прелести; золотые волосы падали мягкими кольцами на тонкую шею, и на висках виднелись голубоватые жилки, как на слишком прозрачных лепестках, выросших в темноте цветов.

- Не знаешь ли, дитя мое, где жрецы и народ? спросил Юлиан.

Ребенок ничего не ответил, как будто не слышал. - Послушай, мальчик, не можешь ли провести меня к верховному жрецу Аполлона? Он тихо покачал головой и улыбнулся. - Что с тобою? Отчего не отвечаешь? Тогда маленький красавец указал на свои губы, потом

на оба уха и еще раз, уже не улыбаясь, покачал головой.

Юлиан подумал: "Должно быть, глухонемой от рождения". Мальчик, приложив палец к бледным губам, смотрел на

императора исподлобья

- Дурное предзнаменование! - прошептал Юлиан. И ему сделалось почти страшно, в тишине, запустении и сумраке Аполлоновой рощи, с этим глухонемым ребенком, пристально и загадочно смотревшим ему в глаза, прекрасным, как маленький бог.

Наконец, мальчик указал императору на старичка, выходившего из-за деревьев, в заплатанной и запачканной одежде, по которой Юлиан узнал жреца. Сгорбленный, дряхлые, слегка пошатываясь, как человек, сильно выпивший, старичок смеялся и что-то бормотал на ходу. У него был красный нос и гладкая круглая плешь во всю голову, обрамленная мелкими седыми кудерками, такими легкими и пушистыми, что они, почти стоя, окружали его лысину; в подслеповатых, слезящихся глазах светилось лукавство и добродушие. Он нес довольно большую лозниковую корзину.

- Жрец Аполлона? - спросил Юлиан. - Я самый и есть! Имя мое Горгий. А чего тебе здесь нужно, добрый человек?

- Не можешь ли мне указать, где верховный жрец храма и богомольцы?

Горгий сперва ничего не ответил, только поставил корзину на землю; потом начал усердно растирать себе ладонью голую маковку; наконец, подпер бока обеими руками, склонил голову набок и не без плутовства прищурил левый глаз.

- А почему бы мне самому не быть верховным жрецом Аполлона? -произнес он с расстановкой.-И о каких это богомольцах говоришь ты, сын мой,- да помилуют тебя олимпийцы!

От него разило вином. Юлиан, которому этот верховный жрец казался непристойным, уже собирался сделать строгий выговор.

- Ты, должно быть, пьян, старик!..

Горгий ничуть не смутился, только начал еще усерднее растирать голую маковку и с еще большим плутовством прищурил глаз. - Пьян- не пьян. Ну, а кубков пять хватил для праздника!.. И то сказать, не с радости, а с горя пьешь. Так-то, сын мой,-да помилуют тебя олимпийцы!.. Ну, а кто же ты сам? Судя по одежде, странствующий философ, или школьный учитель из Антиохии?

Император улыбнулся и кивнул головой. Ему хотелось выспросить жреца. - Ты угадал. Я учитель. - Христианин? - Нет, эллин.

- Ну то-то же, а то много их здесь шляется, безбожников...

- Ты все еще не сказал мне, старик, где народ? Много ли прислано жертв из Антиохии? Готовы ли хоры?

- Жертв? вон чего захотел!-засмеялся старичок и так клюнул носом, что едва не упал.- Ну, брат, этого мы давно уже не видали -со времен Константина!.. Горгий с безнадежностью махнул рукой и свистнул: - Конечно! Люди забыли богов... Не то что жертв, иногда не бывает у нас и горсти жертвенной муки - лепешку богу испечь - ни зернышка ладана, ни капли масла для лампад: ложись да помирай!-Вот что, сын мой,-да помилуют тебя олимпийцы! Все монахи оттягали. А еще дерутся, с жиру бесятся... Песенка наша спета! Плохие времена... А ты говоришь - не пей. Нельзя с горя не выпить, почтенный. Если бы я не пил, так уж давно бы повесился!..

- Неужели никто из эллинов не пришел к великому празднику? - спросил Юлиан.

- Никто, кроме тебя, сын мой! Я-жрец, ты-народ. Вот и принесем вместе жертву.

- Ты только что сказал, что у тебя нет жертвы. Горгий с удовольствием поласкал себя по голой маковке. - Нет чужой, есть своя. Сам позаботился! Три дня мы с Эвфорионом,- он указал на глухонемого мальчика,голодали, чтобы скопить деньги на жертву Аполлону. Гляди!

Он приподнял лозниковую крышку корзины; связанный гусь высунул голову и загоготал, стараясь вырваться. - Хэ-хэ-хэ! Чем не жертвочка?-усмехнулся старик с гордостью.- Гусь, хотя не молодой и не жирный, а все-таки птица добрая, священная. Дымок от жареного будет вкусный. Бог и этому должен быть рад, по нынешним временам!.. До гусей боги лакомы,-прибавил он, сощурив глаз, с лукавым и проницательным видом. - Давно ли ты жрецом? - спросил Юлиан. - Давненько. Лет сорок,- может быть, и больше. - Твой сын?-указал император на Эвфориона, который смотрел все время пристально и задумчиво, как будто желая угадать, о чем они говорят.

- Нет, не сын. Я один - ни детей, ни родных. Эвфорион помощник мой при богослужении. - Кто же родители?