Иуда Искариот

 - Нет, Володь, там нами патриотизм двигал. Чувство долга. Не знаю, как у срочников, а мы, офицеры, сами писали заявление. И, конечно, не из-за карьеры. Какая тут карьера, если шансов приехать назад грузом двести было не намного меньше, чем шансов получить очередную звездочку раньше срока. – Новиков достал сигареты, закурил: – Я от отца заразился военным стать.  Нет, он колхозником был, простым работягой. Молчун он был по жизни. На таких, как он всегда Русь держалась: мало говорят, много работают. Это сейчас говорунов развелось. Только про войнуон любил  говорить - редко, правда. Выпьют с соседом Прохором Голубевым и спорят. Тот, в отличие от отца, балабол  был, забрали уже в конце войны, где-то на аэродроме на лошади керосин подвозил. Но каждому, наверное, свое. Отец все четыре года в десантуре.  Пришел весь сшитый из кусков. Восемь орденов только и медали. До сорок третьего года, отец говорил, медаль «За отвагу» была выше героя. Не жаловали в начале войны наградами. Это потом, после Курска, когда погнали фашистов, награждать стали, куда чаще. Да и штабные не забывали себя в списки вносить.

 - По отцовским стопам, командир, ты Рязанское училище выбрал? – Фикса тоже закурил.

 Новиков не часто рассказывал о себе, и за все дни, проведенные вдвоем в камере-палате 14, Фикса  немного знал о жизни  майора, тем более о его детстве.

 - Наверное, да. Это сейчас другие приоритеты у молодежи, а мы,  послевоенные, спали и бредили героями войны. Отец говорил - раздуто много, и герои часто неистинные. Как и всегда, кто-то делает дело, а кто-то рапортует о сделанном и получает награды. Но тогда, конечно, не так врали, боялись Сталина. Держал в руках всю страну. Но отец любил его очень, и для него слово Родина и Сталин были, наверное, одно и то же. Привык, даже в атаку ходили с этими словами:  «За Родину! За Сталина!» - и умирали, веря в них.

 Новиков замолчал, прикурил новую сигарету:

 – Уже в училище, у нас преподаватель был подполковник, фронтовик, тоже, как и отец, фанатично преданный Сталину. После ХХ съезда мнение людей о верховном сильно пошатнулось, но не у него. Он говорил: «Сталин специально чаще по ночам звонил директорам заводов, секретарям обкомов. Это действует сильнее. Представляешь, спишь, и в 4.00 утра звонок: «А когда будет продукция? Нельзя, товарищ, на недельку пораньше?» Языки отнимались от страха, и молва, что Сталин не спит ни днем, ни ночью шла». Да, политик был сильный. История не зря свела Сталина и Гитлера жить в одно время. Устоять против фашистской военной машины могла только власть, подобная сталинской.  Европа с ее демократическими ценностями сдалась, можно сказать, без боя на милость победителю.

 Фикса смотрел на Новикова. «Ему сорок один, - думал он, - какие-то пятнадцать с небольшим лет нас разделяют, а, кажется, мы рождены в разные эпохи.

 Послышалась команда. Время прогулки закончилось. Железная дверь прогулочного дворика открылась. Контролер скомандовал:

 - На выход!

 Новиков еще раз посмотрел вверх на небо. Наверное, тянуло бывшего гвардии майора голубое бескрайнее небо. Майор десантник, он отчетливо понимал, что никогда не совершит прыжок с парашютом, а может, он думал, что совсем немного осталось ему даже смотреть на чистое небо, без решеток и контролеров, вверху.

 Во вторник утром коридорный контролер оповестил Новикова о суде. Владимир Матвеевич уже сидел побритый, собранный, подтянутый. Фикса удивился, он даже не слышал, когда проснулся майор и спал ли он вообще. Хотя выглядел Владимир Матвеевич неплохо, тем более после того, каким он был  предыдущую неделю.

 - Сержант Фетисов, остаетесь дежурным по «хате». Соблюдать чистоту и порядок, обо всех нарушителях докладывать! – пошутил Новиков, они попрощались за руку.

 - Удачи, командир! – пожелал Фикса.

 Он еще долго стоял после того, как закрылась за ушедшим Новиковым дверь, и думал. О чем? О судьбе майора или о своей судьбе?

 - Встать, суд идет!

 Такими словами начинают ежедневно в десятках, сотнях судов - районных, областных, краевых - тысячи дел: уголовных, гражданских, и за каждым делом - человеческие судьбы. Но очень чисто эти самые человеческие судьбы не видны за скупыми официальными словами судебных протоколов. Областной суд рассматривает самые громкие дела. По тяжким преступлениям против личности или государства, когда нанесен большой материальный ущерб. Реже ущерб имуществу граждан, когда лица, его совершившие, хорошо известны в уголовном мире и, соответственно, правоохранительных органах.