Иуда

В тот вечер я мало говорил и больше слушал. Мое сердце разрывалось от грусти. Мне не хотелось покидать корабль-обитель людей, и одновременно я чувствовал сильное желание вернуться на Шхакабб. Мне хотелось поскорее увидеть Щелистый Хребет сверху. После тюрьмы я быстро привык к нашему лагерю в горах, — руины старой шахты стали мне домом. Думаю, это потому, что дом — это место, где ты не один, где рядом с тобой твоя семья, твои близкие. Зихт, Аша и пришелец Иуда — стали моей семьей, как и другие, что присоединились к нам позже… Что же до «Потемкина», то и это удивительное место, за те немногие дни, что мы провели в нем, стало как бы домом всем нам… Не «новым домом», нет (ни я, ни Зихт с Ашей, в них я уверен, ни за что не остались бы там, не покинули наш Шхакабб, даже если бы нам это предложили), но «домом» духовным (простите за поповское слово), так как на примере «Потёмкина» мы увидели будущее нашего мира — то будущее, о котором веками грезили наши утописты, о котором мечтают анархисты и социалисты, и за которое сражаемся мы и наши товарищи.

Было уже поздно, когда мы вернулись под купол. Аша с Зихтом разошлись по комнатам, а я вышел из дома, чтобы посмотреть на скопления огней на другой стороне мира, где были поселения. Это не было похоже на привычное звездное небо; ничто на планете не могло походить на это удивительное зрелище. Представьте себе изогнутое аркой море у вас над головой… Не получается? Вот и у меня тоже. Это можно видеть, но представлять это… для этого нужно быть художником. А я — не художник; я лишь бывший школьный учитель. И партизан. Я могу сражаться… и немного писать. Но описание корабля-мира дается мне тяжело. Это нужно видеть своими глазами. И, поверьте мне, это впечатляет.

Постояв немного снаружи, я вернулся в дом за дыхательным аппаратом и, надев его, вышел обратно и, пройдя через шлюз, оказался снаружи. Мне захотелось прогуляться в окрестностях, пройтись по устеленным брусчаткой улицам Лондона.

Наш купол располагался на окраине городка. От него до ближайшей улицы было около двух стадиев, если идти напрямик через небольшую рощу, и я пошел, выбрав одну из тропинок.

Оказавшись на улице, я двинулся по тротуару вдоль причудливых каменных зданий. Одинокие прохожие приветствовали меня вежливыми жестами и проходили мимо. Никто не пытался со мной заговаривать или как-то докучать мне. Рядом летела машина, вроде тех, что использовал Иуда при моем побеге из тюрьмы. (Как нам объяснили наши сопровождающие, машины эти нужны были вовсе не для слежки за нами и, тем более, не для охраны (мир людей абсолютно безопасен; в их обществе нет полиции или спецслужб); они служили для коммуникации; точно такие же устройства имелись и у некоторых людей, — тех, кто, по каким-то соображениям не использовали импланты — вживляемые в тела людей устройства). Я прошел до конца улицы и свернул на перекресте на другую, когда устройство подлетело ближе и сообщило о вызове. Я подтвердил, что готов ответить и рядом появилось полупрозрачное изображение лица Иуды.

Я остановился в тени ажурного навеса над входом в одно из зданий.

— Я не помешал? — спросил Иуда.

— Нет, конечно. Я тут гуляю по ночным улицам.

— Знаю, — Иуда улыбнулся. — Видел тебя только что, вот и решил спросить: ты не против компании?

— Нет, конечно.

— Отлично. Только я не один…

Я сказал ему, что с радостью познакомлюсь с его товарищем и он, улыбнувшись еще шире, отключился. Вскоре, буквально через минуту, из-за поворота показалось странное транспортное средство: архаичная кабинка на больших тонких колесах со спицами, чем-то отдаленно похожее на тот самый навес, под которым я все еще оставался стоять.

— Что это? — спросил я, едва кабинка подъехала и открылась дверь, из которой выглянул Иуда, облаченный в какие-то, как мне показалось, архаичные одежды.

— «Карета», — ответил человек. — Раньше такие штуки запрягали «лошадьми»… это такие животные… На каретах разъезжала всякая знать: титулованные особы, богачи и ранняя буржуазия.

Он спрыгнул на тротуар и помог спуститься товарищу, оказавшейся женщиной.

— Здравствуй! — сказала женщина. На ней был обруч-переводчик, как у Иуды.

— Здравствуй! — ответил я. Женщина была одета подстать Иуде. Причем, если обычно одежды людей мужского и женского полов мало отличались, то, сейчас разница, несмотря на похожесть стиля, была очевидна.

— Шиаб, это Таня, — представил Иуда женщину. — Таня — одна из тех товарищей, о которых я тебе говорил… Она час назад вернулась из Южного Фехля.

— Рад знакомству с тобой, товарищ Таня, — я протянул малую руку, и она осторожно коснулась ее своей.

— И я рада, — ответила женщина. — Иуда обещал мне нас познакомить… О тебе и твоих товарищах на Востоке ходят легенды… а теперь еще и этот шум с побегом…

— Для нас с товарищами — высокая честь, то, что мы стали для кого-то примером, — ответил я тогда. — Сражающимся с империей нужны примеры. Но легенды часто превращаются в мифы… Думаю, мало из того, что нам приписывают — действительно наша заслуга…

— И тем не менее… я рада встрече с Шиабом.