Юбка с разрезом

— Не придирайся, — сказала я и села напротив.

Он опустил ложку в тарелку.

— Мне сейчас не до твоего дерьмового трепа, Рита. Носи, что хочешь.

Встал и вышел, оставив наполовину съеденный завтрак.

Я просто хотела сказать, Алекс, что пробую завоевать твое внимание. Пойми, ради Христа, что я иду к тебе.

Остаток дня был странным, лихорадочным. Мне казалось, что в этот день на моем пути была натянута невидимая проволока, о которую я весь день спотыкалась. Я шла на работу и вспоминала утреннюю обиду. Еще нет и девяти, а я уже попробовала соблазнить мужа и потерпела провал.

Все утро у меня кружилась голова. Боялась смотреть людям в лицо. Мне казалось, что они заметят в моих глазах что-то безумное. Во время обеденного перерыва вышла прогуляться. Гулянье помогает. Если я двигаюсь, то нервная дрожь проходит. За время моей прогулки произошло два события. Первое — я сама оплатила чек, чего не делала никогда. Всегда отдавала чеки Алексу. Он оплачивал счета, а я брала в банке столько денег, сколько было нужно. В тот день мне почему-то захотелось взять в банке деньги и купить пару дорогах туфель, а оставшиеся деньги отдать Алексу.

Когда кассир вручил мне конверт с деньгами, я не положила его ни в бумажник, ни в сумочку. Просто засунула восемь тысяч долларов в карман юбки. Мне нравилось, как пачка трется о ногу.

Выйдя из банка, пошла по улице мимо магазина готовых блюд. Перед одной из дверей девочка-китаянка отказывалась войти внутрь. Отец заставлял ее. Она была в розовом платье с воротником, похожим на детский нагрудник, в белых носках и черных лакированных туфельках фирмы «Мэри Джеймс». Я остановилась на тротуаре посмотреть. Ее отец, склонившись над ней, то и дело выкрикивал какое-то китайское слово и показывал на дверь. Она качала головой и продолжала стоять, неподвижная, как пожарная колонка на тротуаре. Отец открыл дверь, и до меня донесся запах салями, уксуса и жженого кофе. Девочка медленно повернула голову, спокойно осмотрела улицу, как будто прикидывая, куда еще можно пойти. Ее самообладание меня просто потрясло. В конце концов отец подхватил ее под руки и впихнул внутрь. Она, конечно, поддалась, но с той же непоколебимостью на лице. Казалось, даже если бы на нее напали гангстеры, она сохранила бы эту непоколебимость.

Я постояла еще минуту, преклоняясь перед силой воли этой маленькой девочки и ее спокойствием в отношениях с разъяренным отцом. Даже несмотря на любовь к отцу, она не сдалась.

Когда я вернулась на работу, шесть или семь женщин окружили стол секретаря. Одна из них помахала мне рукой еще до того, как я вышла из лифта.

— Прочти.

Это был приказ о запрете на юбки с разрезом, или на юбки-брюки, то есть на то, что мы называем кюлотами. Они вновь появились несколько лет назад. Президент фирмы смущался — он так и сказал «смущался», — при виде некоторых сотрудниц, одетых в такие юбки. Он понимал, что некоторые юбки с разрезом более приемлемы, чем другие, но он не хочет издавать приказ на каждый отдельный случай, и с этого дня все юбки с разрезом запрещены. Он надеется, что мы усвоили: успех нашего бизнеса зависит от профессионального имиджа. Юбки с разрезом не соответствуют этой задаче.

Секретарь, высокая блондинка по имени Долорес, откинулась в кресле и переплела свои длинные ноги. «Мистер Холл собирается обходить всех и проверять, нет ли разреза на юбке? А если обнаружит разрез, должны мы тут же отправляться домой?»

Я работаю финансовым директором в рекламной компании: объявления о найме на работу или с предложениями услуг. Сейчас компанию возглавляет сын ее основателя. Мистеру Холлу около шестидесяти, он доброжелательный и по-отечески заботливый руководитель. Отец семейства, который радуется горячему нраву своего сына, но надеется, что дочери будут скромными и сдержанными.

Все мужчины-руководители — распутные типы, высокомерные, индивидуалисты. Женщины, чтобы сделать карьеру, работают как лошади. Продвигаются те, кто не высовывается. Они говорят тихо и всегда обдуманно, одеваются консервативно. Все клиенты национального масштаба, которые обычно закупают целую рекламную полосу в воскресных номерах «Таймс», обслуживаются только мужчинами. Я пыталась с этим бороться, возможно, чересчур активно. Несколько раз выступала на собраниях, где обсуждались кандидатуры на вакансии, но у меня ничего не получалось. Со мной не соглашались, все доводы не принимались во внимание. Кое-кто из мужчин переглядывался, когда я открывала рот. Со временем я стала вести себя сдержаннее. Потом начала прилично зарабатывать и уже не хотела потерять свою должность. Теперь старалась меньше говорить и больше слушать. На собраниях принимала то же выражение лица, что и у всех женщин: заискивающе-благодарное. Думаю, мистер Холл принимает на работу только сладкоречивых женщин, они никогда не скажут, что думают. Теперь подозреваю, что если к нему и попадают другие женщины, то он их переделывает.

Юбки с разрезом. Не сомневаюсь, этот запрет был искренним.