Итоги

А затем, когда небесная влага иссякла, как всегда после дождя, вышло солнце, и Гипероблако вернулось к своему самому главному делу – заботиться о процветании человечества.

Я буду одиноко, говорило оно себе. Одиноко. Но так и должно быть. Это – необходимость.

Никто не имеет права пренебрегать последствиями своих поступков. Ради благополучия мира, ради любви к этому миру – жертва должна быть принесена. Невыразимо страдая от боли, Гипероблако находило утешение в мысли – оно сделало правильный выбор. Как и Грейсон.

Когда после обеда прекратился дождь, Джерико и Грейсон вышли пройтись по пляжу главного острова, рядом с тем местом, где взорвался первый корабль. Небо очистилось, и спекшийся песок, и даже обугленные обломки корабля в свете дневного солнца были по-своему красивы. По крайней мере, такими они показались Грейсону – ведь он был рядом с Джерико.

– Не нужно было этого делать, – услышал Грейсон после того, как рассказал Джерико о своем последнем разговоре с Гипероблаком.

– Нужно, – покачал головой Грейсон, и на этом разговор закончился.

Пока они шли вдоль берега, солнце скользнуло за тучу, и Грейсон слегка отпустил руку Джерико – чуть-чуть. Он не собирался этого делать, но все для него было таким новым, и нужно было время, чтобы приспособиться к новой жизни и новому миру.

Движение Грейсона не ускользнуло от Джерико. Она усмехнулась. Это было нечто новое и, как все новое, не вполне определимое.

– Ты знаешь, Жнец Анастасия как-то сказала мне, что если бы она была похожа на меня, то хотела бы жить так: на суше – женщиной, в море – мужчиной. В честь нее я попытаюсь так пожить, и посмотрим, что из этого получится.

Они прошли вдоль пляжа дальше, к тому месту, где огонь не тронул песок. Сняли обувь и позволили легкому прибою играть с их кожей.

– Ну как? – спросил Грейсон. – Ты сейчас в море или на суше?

Джерико мгновение помолчала и ответила:

– Как мне кажется, и там, и там.

И Грейсон понял – ему это нравится!

Еще один восстановительный центр? Класс! Он что, опять скинулся с крыши? Но как это было, он не помнил. И, кроме того, с последнего раза прошла уйма времени.

Чем же он был занят?

Так, вспоминаем: он ехал в Техас, где открылось местечко. Ему предложили поработать на вечеринках – профессиональным гостем. Техас – дикое место; там что вечеринка, то сборище самых отвязных козлов. Правда, платили за всякую работу на полную катушку, а он решил – как подзаработает, найдет что-нибудь поспокойнее. Что-нибудь постоянное. В конце концов, он знает людей, которые всю свою жизнь профукали на этих вечеринках. А он решил завязать – как завязал с крышами.

Он протер глаза. Какое-то странное ощущение. Что-то не так с лицом. С переносицей. Она более жесткая, чем он помнил. Когда тебя восстанавливают, ты всегда чувствуешь себя немного странно, но на этот раз все было по-другому.

Кончиком языка он пробежался по зубам. Похоже, это не его зубы. Он внимательно осмотрел свои руки. Здесь все в порядке, ошибки нет – его ладони, его пальцы. Но, когда он вновь поднял руки к лицу, то ощутил на щеках щетину. Откуда? У него сроду на щеках ничего не росло. А скулы? Почему они не на своих местах? Его лицо было не его лицом! Какого черта? Что здесь происходит?

– Не о чем беспокоиться, – вдруг услышал он чей-то голос. – На семь восьмых это ты. К тому же с тобой твой ментальный конструкт.

Он повернулся и увидел в углу сидящую женщину. Черные волосы, пронзительный взгляд. Зеленый наряд.

– Привет, Тигр, – сказала она с удовлетворенной улыбкой на лице.

– А я… я вас знаю?

– Нет, – покачала головой женщина. – Но я знаю тебя.

Жнец явился холодным ноябрьским днем, уже ближе к вечеру. Солнце не вспыхнуло с удвоенной силой, и не было никаких особых предвестников избавления, которое явилось и постучало в их дверь. Но когда они увидели его, то широко распахнули дверь и торопливо отступили назад, чтобы дать вошедшему побольше места.

– Добро пожаловать в наш дом, ваша честь! Прошу, сюда!

Жнец Фарадей никогда и никуда не спешил. Он шагал вдумчиво и размеренно – так, как прожил всю свою жизнь. Терпение. Цель. Ответственность.

Он прошел в спальню, где уже не первую неделю лежал тяжелобольной. Кашлял, чихал, гримасничал от боли. Когда глаза его встретились с глазами жнеца, Фарадей увидел во взгляде больного отчаяние, страх, но – и чувство облегчения.

– Вы слышите меня? – спросил Фарадей. – Вас поразила седьмая казнь, и я уверен, вы это прекрасно знаете. Ваши болеутоляющие наночастицы не справляются, и никто вам уже не сможет помочь. Прогноз один – усиление боли, страдания и смерть. Вы меня понимаете?

Человек слабо кивнул.

– Да, да! – подхватили члены семьи. – Пожалуйста, помогите ему, ваша честь!

Жнец Фарадей поднял руку, чтобы успокоить несчастных родственников, после чего наклонился к страдальцу.

– Вы хотите, чтобы я вам помог? – спросил он.

Человек вновь кивнул.

– Очень хорошо, – сказал Фарадей и достал из кармана своей мантии небольшой сосуд с жидкостью. Открыл и надел защитные перчатки.