Но тут техник увидел на поле одиноко стоящего жнеца в малиновой мантии. Этот жнец не гонялся за людьми из толпы на трибунах. На мгновение жнец и обреченный на страшную смерть техник встретились взглядами. И тогда, когда языки пламени уже обняли ноги страдальца, Жнец Константин выхватил пистолет и исполнил свой единственный на сегодня акт жатвы. Выстрелом прямо в сердце он избавил техника от мучительной смерти в пламени костра. И последней мыслью несчастного, когда жизнь покидала его тело, была искренняя благодарность к малиновому жнецу за этот акт милосердия.
Когда они уезжали со стадиона, погрузившись в лимузин, Годдард сказал, обращаясь к Жнецу Рэнд:
– Я прощаю тебя за то, что ты пыталась остановить меня. Но меня удивляет то, что, единственная из жнецов, ты уклонялась от исполнения своих обязанностей. В чем дело?
Эйн могла бы назвать в свое оправдание сотню причин, но решила промолчать. Роуэн был уже забыт – его исчезновение затмили события более значительного масштаба. Ходили слухи, что он покинул стадион в сопровождении Жнеца Трэвиса и еще нескольких техасских жнецов. Рэнд могла повесить вину за произошедшее на них, но кого она обманывала? Ведь именно она предложила Годдарду представить дело так, будто отсутствие Роуэна было частью более обширного плана. Правда, она и не подозревала, что Годдард поведет дело так, как повел.
– Я ждал не такого поворота событий, но когда имеешь дело с чем-то серьезным, редко получается так, как планировал, – сказал Годдард спокойным, бесстрастным тоном, словно обсуждал театральную постановку. – И тем не менее этот день послужит нам на пользу.
Рэнд недоверчиво посмотрела на него.
– Как? И как вы можете так говорить? – спросила она.
– Разве это не очевидно? – произнес Годдард.
И, когда Эйн ничего не ответила, он продолжил, используя свое искусство мягкого красноречия, которым был так известен.
– Страх, Эйн, есть возлюбленный отец уважения, – сказал он. – Простые граждане должны знать свое место. Должны понимать, какую черту им нельзя переходить. Поскольку Гипероблако их покинуло, людям нужна твердая рука, которая дарует им стабильность. Установит четкие границы. Они будут чтить меня и всех моих жнецов и уже никогда не пойдут против нас.
Он оценил собственную логику и одобрительно кивнул.
– Все хорошо, Эйн, – сказал он, наконец. – Все хорошо.
Но Жнец Рэнд знала – с этого момента ничего хорошего уже не будет.
Часть 4
Единственное наше оружие
Уверенные в своем превосходстве Шипящие, готовые самовольно начать войну, возбудят гнев и презрение Набата. Биением тысячи яростных крыльев он обрушится на них, и небеса взорвутся гневными раскатами Грома. Непокорные падут, но раскаявшиеся и упавшие на колени будут пощажены. И Набат покинет их и исчезнет в успокоившихся небесах, вновь растворившись в буре могучих крыльев.
Да возрадуется отныне всяк живущий!
Набат был не просто человеком из плоти и крови. Плоть во всех своих проявлениях была подвластна ему, и эта способность обеспечивала Набату возможность по собственной воле трансформироваться в любое существо или даже множество существ. Приведенный фрагмент иллюстрирует способность Набата превращаться в большую стаю птиц, вероятнее всего – орлов, соколов или сов, птиц изящных, благородных и мудрых, но также вызывающих страх и уважение. Созданий, которые стали высшим воплощением сущности Набата.
Как и всегда, главная проблема Симфониуса-комментатора – это непостоянство. Он придает вещам и явлениям символический или буквальный смысл в зависимости от того, что лучше соответствует его интересам. Поэтому его интерпретации – плод скорее прихоти, чем мудрости. Мы допускаем, что Набат мог превращаться в птичью стаю, хотя не менее вероятно и то, что он просто обладал мистической способностью летать – как герои архивной графики.
Глава 32
Поворотный пункт
Кафедральные колокола, своим звоном отбивавшие часы в ЕвроСкандии более тысячи лет, умолкли. Сорванные с колоколен, разбитые на куски, переплавленные в самодельных плавильнях. В этом же регионе концертный зал подвергся нападению в самой середине представления, и тоновики, пробиваясь через охваченную паникой толпу, бросились на сцену, в щепки разбивая маленькие инструменты и обрушиваясь с топорами на те, что покрупнее.