Итоги современного знания

Но если такъ, то къ чему же повели насъ вс исполинскіе успхи наукъ естественныхъ и историческихъ? главнаго-то они намъ и не дали. И чему же такъ радовался Ренанъ? И не жалкое ли представленіе цлаго міра, какъ нкоторой громадной эволюціи, когда смысла этого развитія мы ничуть не понимаемъ?

Ренанъ подробно объясняетъ, какъ плачевна такая умственная тьма. Онъ говоритъ:

«Сколько времени національный духъ будетъ еще побждать индивидуальный эгоизмъ? Кто въ послдующихъ вкахъ окажется наиболе послужившимъ человчеству, патріотъ, либералъ, реакціонеръ, соціалистъ, или ученый? Никто этого не знаетъ, и однакоже существенно важно было бы знать это, потому что то, что хорошо при одномъ изъ этихъ предположеній, дурно при другомъ. Мы двигаемся, не зная сами, куда идти. Смотря по той точк, съ которой слдуетъ стремиться, то, что длаетъ, напримръ, Франція, есть или нчто превосходное, или нчто никуда негодное. Другія націи ничуть не ясне видятъ. Политика подобна пустын, въ которой люди идутъ на удачу, къ сверу, къ югу, потому лишь, что нужно идти. Никто не знаетъ, относительно общественнаго порядка, въ чемъ состоитъ благо. Утшительно только то, что мы непремнно куда-нибудь да приходимъ» (стр XVII).

Бдному человчеству, утратившему вс руководящія понятія, конечно, приходится радоваться хоть тому, что въ какую сторону ни пойдешь, все куда-нибудь придешь, то-есть, что путь не будетъ безконеченъ. Но это — небольшое утшеніе!

Ренанъ заключаетъ такими словами:

«Въ итог, если, вслдствіе неутомимыхъ трудовъ XIX вка, познаніе фактовъ возрасло удивительно, то назначеніе человка покрылось мракомъ боле, чмъ когда бы то ни было» (стр. XVIІІ).

Какіе жалкіе успхи! Нашъ вкъ оказывается безмрно богатымъ фактами и до нищенства скуднымъ идеями. Ренанъ, чувствуя, что итогъ вышелъ очень печальный, пускается затмъ въ оговорки и извиненія, напримръ, что лучше мало знать, да врно, что фанатическіе предразсудки будто-бы вредне, чмъ непорченность нравовъ, и т. п. Обращаясь затмъ къ себ, онъ очень ршительно заявляетъ: «и такъ, я былъ правъ, когда въ начал своего умственнаго поприща твердо поврилъ въ науку и поставилъ ее цлью своей жизни» (стр. XIX).

Посл всего сказаннаго, это иметъ видъ жестокой непослдовательности. Не радостное сознаніе своей правоты, а грусть и безнадежность — вотъ прямое впечатлніе того обзора научныхъ успховъ, который сдланъ Ренаномъ. Его хладнокровный тонъ явно противорчитъ содержанію его рчей. Да и самая настойчивость, съ которою онъ увряетъ себя и читателей, что былъ правъ, показываетъ, что онъ въ этомъ сомнвается. Разв ученый нуждается въ какихъ-нибудь оправданіяхъ своей любви и преданности наук? Разв дло дошло до того, что наука должна защищать свои права и что нужно вступаться за тхъ, кто въ нее вритъ и посвящаетъ ей жизнь? Да, дло, очевидно, дошло до этого, какъ скоро наука понимается въ томъ смысл, какъ ее разуметъ Ренанъ.

Можно сказать, что онъ представилъ намъ, собственно, не успхи наукъ, а только успхи матеріализма въ наукахъ. Картина его врна, но мы думаемъ, что этотъ общераспространенный складъ научныхъ убжденій есть лишь очень одностороннее отраженіе сущности науки; мы вримъ, что и теперь истинное содержаніе наукъ гораздо значительне и, что, вообще, научныя начала имютъ несравненно больше внутренней силы и глубины. Ренанъ есть рабъ современности. Онъ преклоняется передъ авторитетомъ наиболе популярныхъ изъ ныншнихъ ученыхъ такъ же покорно, какъ прежде преклонялся передъ католическимъ ученіемъ.

И однако, въ Ренан еще живы другія понятія, боле высокія, чмъ его теперешнее исповданіе. Послднія строчки его предисловія странно противорчатъ духу, въ которомъ все оно написано. Заговоривъ о томъ, что человчеству и наук не суждено вчно существовать, онъ неожиданно заключаетъ: «но, еслибы даже небо на насъ обрушилось, то мы все-таки уснули бы спокойно съ такою мыслью: Существо, котораго мы были преходящимъ проявленіемъ, всегда существовало, всегда будетъ существовать» (стр. XX).

Конечно, подобная мысль о Бог и о нашихъ отношеніяхъ къ нему можетъ быть очень утшительна; но гд же хотя малйшій слдъ этой мысли въ той наук, которую Ренанъ поставилъ цлью своей жизни и успхи которой онъ намъ только-что излагалъ? Если мірозданіе и человкъ есть произведеніе божественной силы, то на всемъ должна лежать нкоторая печать этой силы. Стремится ли наука распознать эту печать? Научаетъ ли она насъ умнью ее видть? Если процессъ, совершающійся въ мірозданіи и въ исторіи, есть нкоторая эволюція, то показываетъ ли наука, что направленіе и цль этой эволюціи не случайны, а такъ или иначе находятся въ зависимости отъ божественнаго ума и божественной воли?

Вотъ точка зрнія, съ которой видно, что то, что Ренанъ считаетъ великимъ успхомъ, составляетъ, можетъ быть, великій упадокъ.

VIII Новйшій образъ мыслей по Вогюэ