Эта формулировка новйшаго настроенія умовъ, сдланная Вогюэ, подтверждаетъ и дополняетъ, намъ кажется, печальные итоги Ренана. Не только успхи наукъ политическихъ и соціальныхъ слабы, но самыя основы этихъ наукъ разрушаются. Отвлеченныя понятія справедливости, равенства, свободы, такъ долго воспламенявшія умы, теряютъ свою силу и уступаютъ мсто не боле высокимъ и конкретнымъ идеямъ, а понятіямъ низшаго разряда, представленіямъ борьбы, наслдственности, подбора. Источникъ этого пониженія все тотъ же: обобщенія, сдланныя въ естественныхъ наукахъ. Люди низводятъ себя въ своемъ пониманіи на степень животныхъ и растеній, даже, какъ мы видли, на степень плсени и лишаевъ. Какъ будто даромъ пропали вс усилія, вс тысячелтія усилій человческихъ жить по разуму, по высшему идеалу, а не по влеченіямъ и законамъ тла, не уподобляться презрннымъ животнымъ, а возвышаться и мыслью и дйствіями до чистой духовности, до созерцанія Божества, до сліянія съ нимъ. Очень странно, что натуралисты вычеркиваютъ эти факты изъ своихъ изслдованій; исторія человчества должна бы имъ ясно показывать, что у человка природа совершенно особенная, не подходящая ни подъ какія придуманныя ими категоріи и обслдованные ими процессы. Неужели же вся эта исторія до сихъ поръ была только случайностію, нечаяннымъ уклоненіемъ отъ нормы? Современные мыслители поневол приходятъ съ такой противуестественной мысли. Напримръ, Ренанъ (въ томъ же предисловіи) такъ объясняетъ все дло:
«Очень возможно, что за паденіемъ врованій въ сверхъестественное должно послдовать паденіе идеалистическихъ врованій, и что мы увидимъ дйствительное пониженіе нравственности человчества съ того времени, когда оно усмотрло дйствительность вещей. Посредствомъ нкоторыхъ химеръ удалось добиться отъ добраго гориллы поразительныхъ нравственныхъ усилій; но когда химеры будутъ отняты, то часть поддльной энергіи, которую он возбуждали, пропадетъ» (стр. XVIII).
Такъ говоритъ историкъ христіанства, котораго даже эта исторія не научила, каковы самыя глубокія и неотъемлемыя свойства души человческой. Онъ все-таки думаетъ, что человкъ такое же существо, какъ горилла, только очень добрый горилла. Но откуда же химеры, посредствомъ которыхъ удалось (on avait r'eussi) сдлать этого гориллу нравственнымъ? Кому это удалось? Какимъ-нибудь помшавшимся горилламъ?
И Ренанъ можетъ думать, что нравственность не есть вчное стремленіе души человческой! Точно онъ въ самомъ дл старый горилла, который когда-то былъ человкомъ, а теперь прогналъ «химеры», увидлъ «дйствительность вещей» и сознаетъ себя истиннымъ гориллою. Но, сколько бы вокругъ насъ ни развелось людей, равняющихся горилламъ и смотрящихъ на себя, какъ на гориллъ, это еще ничего не доказываетъ. Исторія пройдетъ мимо ихъ, и наука не удовольствуется этимъ понятіемъ о человк.
IX
Философія
Ренанъ ни слова не говоритъ о философіи, какъ будто съ 1848 года и до нашихъ дней такой науки вовсе не существовало на свт. Въ этомъ пренебреженіи онъ оказывается истиннымъ позитивистомъ, съ тмъ только добавленіемъ, что въ самомъ позитивизм онъ не видитъ ничего новаго и ничего философскаго. И конечно, онъ довольно правъ, не только въ отношеніи къ позитивизму, но и въ отношеніи къ философіи. Философія, дйствительно, въ это время не играла никакой значительной или руководящей роли въ умственномъ движеніи. Въ начал этого періода философія была даже гонима общимъ мнніемъ, то-есть была осмиваема, презираема, почти ненавидима, Какъ пустое мечтаніе, заявляющее огромныя притязанія. Тутъ-то позитивизмъ пріобрлъ свою ненадежную славу. Впослдствіи нкоторые философскіе писатели не только достигли большой извстности, но и усердно читались и были предметомъ всякихъ споровъ и сужденій. Таковы Шопенгауэръ, Милль, Спенсеръ, Гартманъ. Но успхъ этихъ писателей не означалъ какого-нибудь подъема философіи. Одни изъ нихъ, какъ Шопенгауэръ и Гартманъ, привлекли къ себ вниманіе потому, что совпали по своимъ мыслямъ съ пессимистическимъ настроеніемъ времени, съ чувствомъ эгоистической тоски, сопровождающимъ паденіе нравственныхъ идеаловъ. Другіе, Милль и Спенсеръ, имли успхъ потому, что говорили въ одинъ голосъ съ эмпириками и опытными изслдователями природы, значитъ, поддерживали господствующее научное направленіе. Притомъ это были только усиленныя развитія нкоторыхъ прежнихъ философскихъ ученій, напримръ Канта, Юма. Конечно, въ силу этихъ развитій можно было ожидать какихъ-нибудь новыхъ шаговъ и въ понятіяхъ о нравственности, и въ вопросахъ о познаніи; но такихъ шаговъ въ это время сдлано не было, — что и доказываетъ слабость современнаго философскаго движенія. Въ Шопенгауэр есть глубокій религіозный элементъ; но онъ постоянно ускользалъ отъ вниманія читателей и приверженцевъ и остался безплоденъ для движенія религіозной мысли. Милль далъ вопросу о познаніи поразительную и ясную постановку; но изъ этого вышло только отрицаніе познанія, а не новый шагъ въ его пониманіи.