В 1995 году, по моему мнению, у меня закончился контракт с промоутером Биллом Морди. Я обратился к юристам, которые подтвердили: действительно, контрактные обязательства нас больше не связывают. Выиграв очередной бой и став чемпионом мира по версии IBF, я расторг контракт с Морди, хотя тот настаивал, что в договоре имеется еще опция на продление. Начались тяжбы, он меня засудил. Я подал апелляцию, проиграл ее, потом вторую, третью — все с тем же итогом. Тогда я подал в суд на своего юриста, который посоветовал мне расторгнуть контракт, и выиграл дело. Теперь уже он начал подавать апелляции — одну, вторую, третью, но все проиграл.
Это был гигантский процесс, ввязавшись в который остановиться было невозможно. Мы судились десять лет. Я потерял большие деньги, что-то сумел вернуть обратно. При этом понял одну вещь, которая чрезвычайно важна в бизнесе: бумаги нужно подписывать очень четко. Сейчас пытаюсь передать эту истину ученикам, с которыми работаю. Оглядываясь назад, понимаю: та история стала следствием моих амбиций. Это качество, по-английски оно называется stubborn — упертость, вера в свою правоту, — вообще подводило меня не один раз.
— Если быть совсем точным, косичка появилась в 1988 году после Олимпиады в Сеуле. Игры как раз и стали отправной точкой: на меня, 18-летнего мальчишку, они произвели неизгладимое впечатление. Захотелось какой-то свободы, дополнительного самовыражения. У нас ведь во всей боксерской сборной была одна и та же прическа — короткая стрижка и челка набок. Я приехал домой и заявил: хочу быть другим. Именно прическа и стала первым вызовом системе. Косичка вызвала бурное неприятие, тренеры в сборной пытались воспитывать. Был момент, когда мне пригрозили: продолжишь в том же духе, на заграничные турниры больше не поедешь. «Поеду», — преспокойно отвечал я и продолжал тренироваться. Понимал: если останусь лучшим, никуда они не денутся. Будут вынуждены взять и в сборную, и на соревнования за рубеж.
Прошли годы, косичка давно стала моим фирменным знаком. Она застрахована на большую сумму. Сколько? Ладно, скажу — на миллион долларов... Не шучу, так оно и есть. Если кто-нибудь случайно ее обрежет — все, конец ему. Когда я честно предупреждал об этом парикмахеров, они начинали нервничать. Правда, сейчас нашел в Москве мастера, который меня полностью устраивает. Хожу теперь к нему регулярно.
— За границу я начал ездить в 1985 году и имел возможность покупать яркие, качественные вещи. В Союзе прилавки магазинов были пустыми, а я привозил стильные куртки, кроссовки... В моду только начали входить джинсы-«варенки», я уже в них щеголял. Для маленького Серова это было шокирующее зрелище. В те годы в сборной за мной закрепилось прозвище Американец. Мне нравился английский язык, я уже тогда пытался его изучать: брал с собой на сборы самоучитель, художественную литературу. Кроме того, я был коммуникабельным парнем, запросто общался с иностранцами. Большинство наших ребят на контакт с ними шли неохотно, а я был открыт. Да и журналистам давать интервью любил.
В конечном счете при переходе в профессионалы мне это очень помогло. Сейчас смотрю на Сашу Поветкина и вижу, насколько он закрыт, закрепощен. Я же понимал, что publicity — это мой хлеб. Чем больше популярность, тем выше моя стоимость в качестве профессионального боксера. У меня десятки тысяч фанатов по всему миру, которых я искренне люблю. И они за это платят мне сторицей. Так называемый метод бумеранга, слышал о таком? Это, кажется, Карнеги сказал: «Относись к людям так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе».
— Так и есть. Кто-то говорит, что в России его законы не действуют. Ничего подобного, они универсальны. Надо только поверить в них, и тогда они будут работать. Хотя я согласен, в нашей стране многое воспринимается по-другому. Например, вежливость здесь однозначно трактуется как слабость. Если ты улыбаешься и первым здороваешься с незнакомцем — значит, ты loser. Стоит во время переговоров сделать некую уступку, как люди начинают думать: ага, он слабак, сейчас мы его обдерем как липку. Но изменять себе как-то не хочется. Хотя черт его знает… Знаешь, на одном надгробии было выбито: «Он был прав, когда переходил улицу на зеленый свет». Такая, понимаешь, чисто российская ситуация (смеется). Оказаться в положении того человека хочется еще меньше. Пытаюсь искать баланс: иногда это удается, иногда нет. Мне в России зачастую приходится очень сложно…