Итоги № 6 (2012)

— Ну, это гипербола, не более того. Саша Глезер, однако, сыграл в моей жизни заметную роль. По образованию инженер-нефтяник, а в жизни поэт, он занимался организацией всевозможных выставок, поэтических вечеров. До краев переполненный энергией, Глезер стал инициатором проведения многих шумных вернисажей нонконформистов. А начало им положила моя персональная выставка в клубе «Дружба» на шоссе Энтузиастов в Москве. Народ валом валил на нее. Но, несмотря на присутствие в зале поэтов Евгения Евтушенко и Бориса Слуцкого, иностранных дипломатов, власти грубо закрыли выставку. И тут мне припомнили все!

«Дорогая цена чечевичной похлебки» называлась статья в газете «Советская культура», появившаяся незадолго до этого. Власти запоздало среагировали на мою лондонскую выставку. Все к одному!.. Круг сужался.

— Поводами для сшибок стали и выставка неформалов в московском Институте мировой экономики и международных отношений, и показ составленной из «авангарда» коллекции Глезера в Союзе художников в Тбилиси, и организованная вами культурная группа, которую почему-то стали рассматривать как диссидентскую… А тут еще «бульдозерная выставка» !

— Все началось с письма, которое я с группой моих товарищей-художников направил в Моссовет. Мы сообщали, что намерены устроить «показ картин» на московском пустыре 15 сентября 1974 года с двенадцати до двух часов. Наутро мне позвонил чиновник из отдела культуры Моссовета и предложил поговорить со мной лично. Беседовать с ним с глазу на глаз я отказался. Моментальная реакция властей подтверждала, что наши телефоны прослушивались. Потянулись бесконечные совещания. Нам выдвигались возражения юридического характера, которые мы легко отбрасывали: в СССР еще никогда не проводились художественные выставки на открытом воздухе, и на этот счет не существовало никаких законов. Тогда нас стали уговаривать перенести экспозицию в помещение. Но в эту ловушку нас было уже не поймать!.. Формально выставку запретить не решились. Однако иллюзий никаких не было: нам предстояло оставаться настороже.

Большую часть картин мы оставили у нашего друга математика Виктора Тупицына, который жил недалеко от пустыря в Беляеве, где мы наметили выставку. Многие художники переночевали у него, остальные должны были прибыть на место небольшими группками — с картинами и треножниками в руках. Все были мной проинструктированы: если кого-нибудь задержат, не спорить, не сопротивляться, не давать повода спровоцировать драку. Время работало на нас: СССР как раз ждал от США статуса наибольшего благоприятствования в торговле, и мы пригласили на выставку многочисленных послов и их жен...

Утром наша группка из четырех человек спокойно села в метро на «Преображенской» и отправилась на место встречи. Я вез с собой две картины. Доехав, мы преспокойно отправились к выходу, и тут два человека преградили мне путь. Несмотря на уговор не вмешиваться, Глезер бросился ко мне на помощь. Нас сопроводили в милицейскую комнату и заявили, что я задержан на том основании, что у кого-то в метро украли часы, а по описаниям я похож на злоумышленника. Через полчаса явился какой-то тип в штатском и объявил, что подозрения не подтвердились и мы свободны…

Когда мы наконец добрались до места, перед нами открылась панорама, которую я никогда не забуду. Под мелким дождем в жалкую кучку сбились художники, не решающиеся распаковать картины. Всюду виднелись милицейские машины, но милиционеров в форме было немного. Зато было много здоровенных молодцев в штатском с лопатами в руках. Кроме того, стояли бульдозеры, поливальные машины и грузовики с готовыми для посадки деревцами. Происходило нечто абсурдное. Художники быстро объяснили: власти решили именно в день выставки разбить на пустыре парк. Все собравшиеся должны немедленно убраться восвояси.