Итоги № 5 (2014)

— Может быть... Или наоборот — символ будущих свершений. На всякий случай я сделал еще один эскиз, из которого потом и получился памятник в Екатеринбурге. Но семья выбрала именно первый вариант. Мне с ними со всеми было очень комфортно. Пожалуй, таких заказчиков у меня никогда не было. Я ведь понимаю, что идея памятника на Новодевичьем, да и в Екатеринбурге тоже, скажем так, неординарная. Но они мне полностью доверились. В том числе и в выборе материалов. На красную полосу пошел порфир. Этот материал крепче гранита. Обрабатывается сложно, и в мире только саркофаг Наполеона сделан из такого порфира, причем карельского. Но он бурый, а нужен был красный. Пересмотрели, что могли, и нашли такой камень только в Бразилии. У него текстура как у дерева, поэтому он и похож на развевающийся шелк. Для голубой полосы мозаику заказывали в Италии, там вообще девятнадцать оттенков.

— Прежде считалось, что самый оригинальный памятник на Новодевичьем кладбище — надгробие на могиле Никиты Хрущева работы Эрнста Неизвестного.

— Для своего времени это была знаковая работа. Я понимал: надо сделать не менее достойно и не повторяться. Потом в Америке написали, что памятник Борису Ельцину на Новодевичьем уникален, как сама Россия, что это абсолютное произведение современного искусства. У меня и вырезка есть.

— С памятниками ясно. А вот портреты? Наверное, отбоя нет от желающих увековечиться в камне или бронзе?

— Вообще-то портретами я не занимаюсь. Но если надо... Вот сделал памятную доску Роберту Рождественскому.

— Это с сигаретой на Тверской?

— Хулиганство, конечно, если учесть, что памятная доска — жанр почти официальный. Но сколько я ни смотрел фотографий и фильмов, он всегда с сигаретой. Кроме того, там на доме еще сорок досок, и все только в профиль, как на юбилейных медалях, а я сделал фасовый рельеф, что самое сложное. Пространство условное, к тому же сплющенное, а надо, чтобы сходство не терялось, с какой стороны ни посмотришь. В общем, задача непростая. Но самое главное в подписи: «поэт» написано крупно, а «Роберт Рождественский» помельче. Смысл в том, чтобы подчеркнуть: он был поэтом с большой буквы. В свое время я не пропустил ни одного поэтического вечера в Политехническом, когда там гремели Рождественский, Вознесенский, Евтушенко, Окуджава и блистательная Белла Ахмадулина... Потрясающая женщина! В ней был нерв. Она сама была поэзией и, мне кажется, смогла бы, если захотела, полететь...С Беллой Ахатовной мы общались. Ей нравились мои работы. Но тогда мы все были моложе, веселее и, наверное, поэтичнее.

— Говорят, прежде ваша мастерская считалась самой богемной в столице?

— И сейчас у меня бывает немало интересного народа. Да и вообще людей, достойных внимания, меньше не стало. Так что атмосфера мастерской сохраняется. В этом плане я счастливый человек.

— А как вам досталась эта мастерская?

— Сам нашел. Дом был в ужасном состоянии. До революции им владела какая-то дама, которая сдавала комнаты музыкантам и художникам — в общем, интеллигенции. Здесь квартировал Валентин Серов, в соседнем доме он брал уроки у Ильи Ефимовича Репина перед поступлением в Академию художеств. Лев Николаевич Толстой тоже здесь бывал, факт известный.

— Тени великих не тревожат?

— Нет. Здесь ходят только тени женщин, забытых и не очень...

— Судя по обилию обнаженной пластики, в моделях недостатка вы не испытывали.

— Как модели женщины меня не очень интересуют. Если женщина нравится, желание сделать ее портрет возникает у меня далеко не в первую очередь... Возможно, сделаю набросок, а так леплю по памяти. Память у меня профессиональная.

— А Сталина по памяти вылепить можете?

— Сталина никогда не лепил, а вот Ленина — до хрена. В училище стипендия у меня была двадцать восемь рублей, а, например, двухметровый Ленин стоил две тысячи сто. Так по расценкам. И маститые скульпторы нанимали меня за триста рублей, чтобы я за них лепил, при этом сами к материалу даже не прикасались. Но по тем временам мне и этого хватало — мог достойно содержать семью, ездить на своей машине к морю и ходить в рестораны. А поскольку я всегда работал очень быстро — за неделю управлялся с любым памятником, то и жил в студенческие годы припеваючи. Я и сейчас работаю быстро. Вот только ваять политиков не хочу, потому что как автор не хочу испытывать это чувство — когда твою работу скидывают с постамента.

— Вот и памятник Ельцину в Екатеринбурге тоже осквернили...