Итоги № 48 (2012)

— Я надеялся на лучшее, но, будучи «битым фраером», всегда ожидал худшего. Я радовался революции (бескровной революции!), но понимал, что контрреволюция неизбежна, неизбежен откат и «возвращение к блевотине». И вот сегодня я наблюдаю возрождение «совка», набирающий силу процесс огосударствления всего и вся, превращение демократии в автократию, и понимаю, что иначе и быть не могло — с историей не поспоришь, «равнодействующая миллионов воль» это серьезно, пять веков рабства-холопства за 20 лет не изживешь.

— Ничего не изменилось?

— Удалось вроде бы вернуться в «Россию десятых», и на том спасибо. В начале прошлого века российская империя успокоилась после революций. Монархия уступила часть власти. Есть Дума. Есть свобода печати. Процветает промышленность. Процветает средний и малый бизнес. Столыпин проводит серьезные реформы... Что-то вроде этого имеет место у нас сейчас. А ведь всего лишь тридцать лет назад сама такая возможность казалась фантастикой. Сегодня же мы — кум королю (если есть деньги и здоровье). Конечно, мы бедны. Распределение доходов несуразное — варварское, азиатское. Средний класс — опора государства! — замордован чиновниками. Власть чиновников абсолютна. Угроза тупика и застоя нависает. Элита занята только своими делами и совершенно не заинтересована в изменении ситуации... И все-таки большой шаг вперед сделан: введена частная собственность. Отменена цензура. Разрешено и состоялось свободное книгопечатание — в такой России, как нынешняя, ни мое поколение, ни поколение наших детей еще не жили никогда. И все социологические опросы свидетельствуют, что огромные массы людей ни за что не согласились бы вернуться в начало 80-х. По самым разным причинам. Я, например, потому, что это было время несвободы и лжи, а я уже успел от этого отвыкнуть за последние годы.

— Значит, у нас свободное и нелживое время?

— В стране практически любой человек имеет возможность выбрать СМИ, которое выражает (в значительной степени) его политические взгляды и которому он готов доверять. Это состояние и называется «свобода печати». Ничего другого по этому поводу в мире не придумано. Ложь, разумеется, никуда не исчезла, но реально существует противодействие лжи и разоблачение лжи. Ни о чем подобном 30 лет назад мы и не мечтали.

— Многое из того, о чем вы говорили в своих книгах, сбылось. Вас это пугает?

— С какой стати? Да и сбылось не так уж много — как правило, банальности да очевидности. Скажем, состояние страны после распада СССР. Многие восхищались, «как точно мы описали его в «Обитаемом острове». На самом деле это очевидность и банальность — рассказать, как выглядит страна, потерпевшая тотальное политическое и экономическое поражение: разруха, инфляция, деградация населения, диктатура.

Хищные вещи века

— «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные» — эту фразу из романа «Трудно быть богом» я постоянно вспоминала, когда в течение двух лет следила за процессом над бандой нацистов, убивших в том числе ученого Николая Гиренко. Вы такое предвидели? Как вы относитесь к растущему национализму, к тому, что некоторые социологи называют «ползучим фашизмом»? Вы об этом говорили в своих романах?

— Хороший пример импотентности фантастов: мы НЕ предвидели этого! Нам казалось, что интернационализация советской ментальности зашла достаточно далеко и национализм потерял актуальность — как религиозность или, скажем, монархизм. Нам казалось, что национализм стал экзотикой, элитарным достоянием немногих, а огромные массы народа — безусловно, сами зараженные бациллой национализма! — приняли интернационализм как нечто вполне естественное, «приличное» и навсегда. Возникновение мира, «где нет ни эллина, ни иудея», представлялось нам попросту неизбежным. Это было заблуждение. Реванш национализма начался еще при Советах, но тогда его худо-бедно, но сдерживала тоталитарная власть — во имя главного своего принципа: «Один вождь, один народ, одна идея». Я запомнил одного гэбэшника. Он говорил (обрабатываемому диссиденту): «Ну чего вы добиваетесь? Против кого воюете? Да эта власть — единственная ваша защита. Если бы не мы, вас бы на портянки порвали наши патриоты, русские наши националисты. Вы на нас молиться должны...» Мне показалось тогда, что следователь преувеличивает, а сегодня я вижу: он знал, что говорил.