Итоги № 34 (2013)

— На ваших глазах президент решил переизбираться на новый срок.

— Конечно, это была интрига. Драматическим поворотом стали итоги выборов в Госдуму в декабре 1995 года. КПРФ одержала победу — 22 процента, даже больше. На втором месте ЛДПР. И только потом, на третьем, — черномырдинский «Наш дом — Россия».

«Блока Ивана Рыбкина» и за горизонтом не было: он не преодолел планку в 5 процентов. Беда в том, что именно на Рыбкина и Черномырдина ставил Ельцин. Это, конечно, был шок для всех в Кремле. Во-первых, это для Ельцина отменяло Черномырдина как преемника. Во-вторых, компартия получила в Госдуме на целых четыре года реальный штаб, который руководил всеми антиельцинскими, антиправительственными действиями. И вот после этого стали раздаваться голоса: давайте выборы отложим. Ясно, что Ельцину ничего не светило. По всем арифметическим раскладам — ничего!

Геннадий Бурбулис озвучил формулу «+2», что означало: от выборов не отказываемся, но проведем их позже. Объясним людям: выборы можно проводить только в спокойной обстановке, когда улягутся страсти, когда появится средний класс, когда будут стабильные зарплаты…

При этом никто не знал, пойдет Ельцин на выборы в принципе или нет. Все шло к тому, что нет. Инфаркты, которые выдавались за ишемическую болезнь сердца, и падение популярности не оставляли даже лучика надежды, что это кандидат-победитель.

— И какая же пружина сработала?

— Он долго мучился над этим решением. Я с ним разговаривал и знаю, как это происходит. Сначала обязательно выслушает всех — и левых, и правых, и центристов. Тогда и Коржаков, и Сосковец, и еще целая группа политиков да и бизнесменов считали, что выборы не нужны. Потому что Ельцин проиграет, а это смена караула! Но, видно, все они плохо его знали!

Менять Конституцию под новый президентский срок он наотрез отказался. Что окончательно его подвигло избираться? Личное убеждение, что только он может победить Зюганова. По природе он все-таки победитель! Даже когда говорили, мол, низкий рейтинг, Борис Николаевич, он отрубал: «Неправильно считаете!» Ну в чем-то он был прав, потому что большая часть электората просто молчала: и не туда, и не сюда. Не нравилось то, что делал Ельцин, но не нравилось и то, что делал Зюганов. У последнего была известная риторика: приватизация — бандитская, фабрики и землю — народу. Однако сила ельцинской воли необыкновенная. Он мог взнуздать себя и, наплевав на сердце, на здоровье, идти к победе.

Но ситуацию попытались изменить другие силы.

17 марта 1996 года меня подняли в 5.30 утра и вызвали в Кремль. Накануне Госдума приняла решение о денонсации Беловежских соглашений, и это провоцировало Ельцина сделать ответный шаг, очень резкий. Предложения выглядели так. Первое: закон о роспуске или роспуск самой Госдумы. Второе — запрет компартии. И третье — перенос выборов на два года. Три очень жестких шага.

Все помощники уже были в сборе. Нашей команде предстояло готовить нормативные документы. Мы воспротивились. И Батурин, и Сатаров, и Илюшин встали во фронду и изложили аргументы, которые президент слушать не захотел. Мы тем временем продолжали готовить всякие «болванки» для прессы. Назревала очень жесткая политическая стычка. Президент вызвал к себе министра внутренних дел Анатолия Куликова. Я потом с ним побеседовал накоротке.

— И что Куликов?

— Куликов сказал, что он, естественно, подчиняется решению главнокомандующего и будет готовить внутренние войска и личный состав к обозначенному варианту. Вариант предусматривал фактический захват Госдумы. Должны были порядка 120 человек войти в здание, ОМОН и служба генерала Крапивина — Главное управление охраны. Что, собственно, и произошло: они вошли, блокировали здание.

Вечером того же дня, где-то в 22.30, служба помощников кладет на стол президенту бумагу, что все это противоречит закону и абсолютно нецелесообразно.

Ельцин начал «искрить». На следующий день в 5.45 он уже в Кремле. В шесть у него совещание с силовиками. Там тоже мнения разделились. Так что единогласия не получилось, да и сам президент до конца не был уверен в своей правоте.

После совещания с силовиками, потом разговоров с глазу на глаз — с Чубайсом, с Коржаковым — начался разворот. Сыграло свою роль и вмешательство дочери Татьяны — она предварила разговор Ельцина с Чубайсом, который потом разбил все аргументы Коржакова.

Наконец президент принял решение.

— Кроме Думы и коммунистов был ли другой раздражитель?

— Чеченская война… Остроты прибавляло, что эта единственная война в новейшей истории была зарегламентирована для журналистов. Все вываливалось на голову общественности. Конечно, война была ненужной, неправильной, принесла много жертв, много крови. Ельцин каялся. Но это было потом.