Итоги № 25 (2013)

— Сначала я собирался снимать один фильм, состоящий из трех новелл, и в каждой из них — своя главная героиня. Похоже на то, что я делал раньше. Если помните, в фильме «Импорт-экспорт» таких новелл две, в «Собачьей жаре» — шесть. Идея разбить новый проект на три отдельных фильма пришла нам с Вероникой (Вероника Франц — жена Зайдля, соавтор сценариев его фильмов. — «Итоги») уже на стадии монтажа. Мы наснимали материала примерно на 90 часов. При монтаже вырисовывался фильм продолжительностью шесть часов. Меня не пугала перспектива такого длинного фильма. Волновало другое: никак не выстраивалось цельное произведение — ни драматургически, ни эмоционально. Ключевые эпизоды каждой новеллы конкурировали между собой, терялся общий смысл.

— Понятия «вера», «надежда», «любовь» — ключевые в христианской традиции. А в России это издревле три очень популярных женских имени. Вы изменили традиционный порядок триады, у вас это «Любовь», «Вера», «Надежда». Инверсия имела для вас особый смысл?

— Я отталкивался от логики самих историй. Сами эти понятия переплетаются. Любви без надежды не бывает, человек надеется, потому что верит, ну и так далее. И все же любовь это самое важное, поэтому я с нее начал. Вы, конечно же, помните библейское послание (Зайдль имел в виду, очевидно, это: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше». Из первого послания к Коринфянам святого апостола Павла. — «Итоги»).

— В поэме Джона Мильтона «Потерянный рай» Адам и Ева, отягощенные грехопадением, покидают Эдем. Ваши же героини, хотя и мечтают о счастье, даже близко не подходят к воображаемым вратам рая. Вы так пессимистичны относительно судеб человека и человечества?

— Да. Мы ищем рай, но все терпим неудачу.

— Я посмотрел третью часть, «Надежда», и отметил для себя, что она менее шоковая, чем две предыдущие. Мужчина зрелых лет борется с плотским искушением, когда ему на шею вешается юная толстушка Мелани. Доктор побеждает соблазн, не становясь педофилом. Может, в этом-то и кроется надежда, вынесенная в название?

— Нет, не в этом (смеется). Я с одинаковой нежностью и сочувствием отношусь ко всем трем героиням трилогии. Вы правы, последняя новелла менее провокативна и более деликатна. Я руководствовался тем, что показываю жизнь подростков. Понимаю, что многих зрителей, всегда ожидающих от меня чего-то эдакого, отсутствие откровенных сцен может даже разочаровать.

— Зато таких сцен вдоволь в первых двух частях. Как и в других ваших фильмах, вы демонстрируете наготу и интимные отношения предельно откровенно. Зачем?

— Нашу жизнь заполняют фальшивые, искаженные образы человеческого тела. Их нам преподносят пресса и телевидение, выдавая за норму. Но это все выхолощенные фантомы, имеющие очень отдаленное отношение к реальности. Посмотрите на себя в зеркало, вглядитесь в толпу людей на улице, в метро, и вы увидите настоящий образ человека. Что касается секса, то в реальной жизни он вовсе не гламурен, а физиологичен, некрасив, циничен, а часто просто смешон.

— Давно замечено, что ваши фильмы открыты для самых разных прочтений. Один немецкий критик придумал такую интерпретацию «Надежды». Мелани — принцесса, заточенная в башне замка, спортинструктор лагеря — огр, дама-диетолог — злая ведьма, а доктор — волшебный принц, который преображается в вервольфа. Вам близка такая версия?

— (Смеется.) Это только одна из возможных интерпретаций. Каждый волен видеть все по-своему. Для этого я и снимаю кино.