Итоги № 13 (2013)

Рефлекс выезда за зону сыграл со мной злую шутку и позже, когда я приехал в США в командировку. Идем мы по шопинг-моллу. И вдруг я слышу истошный крик: «Профессор Торкунов!» Я покрылся потом: «Вот, черт дери, наверное, нарушил зону». Оборачиваюсь, бежит за мной человек азиатской внешности. Подбегает и спрашивает: «Вы профессор Торкунов?.. А я ваш бывший студент из Монголии». Выяснилось, что он в магистратуре в Колумбийском университете учится.

— Работа в посольстве оказалась недолгой?

— Почти 4 года. В Москве решался вопрос о декане моего родного факультета. Я вернулся, и меня избрали.

Поначалу Америка снилась. Вашингтон очень комфортный для жизни город. Прекрасная природа, парки. В те времена столица США давала ощущение того, что для тебя все доступно. В русском книжном магазине под Вашингтоном мы покупали то, что никогда в Москве не могли бы прочитать. Начиная с Солженицына. В Нью-Йорк мы ездили часто, с Лавровым встречались, с другими нашими в ООН. Мы с Чуркиным возили почту в Монреаль: после сбитого корейского «Боинга» прямой связи не было. Надо было, чтобы дипломаты сопровождали почту. Так посмотрели север Америки.

— Возвращение в Москву не показалось холодным душем?

— Когда я приехал, в институте был раздрай. Перестройка, предыдущего ректора освободили и из партии исключили, потом восстановили, правда. Какие-то шли непонятные реформы. Партсобрания напоминали партийные дискуссии начала 20-х годов с обвинениями в адрес друг друга. Кто-то демократ, кто-то консерватор, кто-то за обновленную компартию, кто-то на сталинистских позициях, кто-то на личности переходит. Я, конечно, включился во все это, чтобы вместе с коллегами ситуацию стабилизировать. На факультете стали вводить систему мастер-класса, приглашать практических специалистов. У нас читали лекции лучшие, я считаю, специалисты того времени из МИДа. А через какое-то время мне предложили стать первым проректором. После некоторых колебаний согласился. А уже в 1992 году пошел на ректорские выборы и избрался.

В МИДе поддержали. Тогда молодых выдвигали активно. Да и с тогдашним министром Андреем Козыревым я со студенческой скамьи знаком, поэтому со стороны власти возражений не было, а коллектив избирал единогласно, поскольку я уже проработал проректором три года, меня знали.

— С каких пор пошло, что именно МГИМО проецируется как закрытый клуб, а во взаимоотношениях выпускников есть что-то от масонства?

— Я думаю, что с самого начала. Люди тогда были повзрослее, после фронта, и просто в силу тяжелого материального положения умели чувствовать локоть друг друга. Выпускники 1948 года, первый выпуск, до сих пор ежегодно встречаются в обязательном порядке. Друг друга знают, перезваниваются. У них даже, насколько я знаю, есть копилка для экстренной помощи. Хотя, конечно, все это распространяется не на всех: от курса зависит. Некоторые очень дружат и держатся друг за друга, а некоторые не видятся подолгу. Но в целом грех обижаться: у нас выпускники альма-матер не забывают. И то, что на днях института всегда собирается столько народа, что зал не может вместить, это хороший признак.

— Алексей Митрофанов, известный депутат, часто вспоминает, что он из МГИМО. Он ваш лоббист?

— Да, он к институту относится с вниманием. У нас очень хорошие отношения со многими. И в Думе, и в Совете Федерации есть международные комитеты, где и наши ребята работают. Председатель думского комитета Алексей Пушков. Он сейчас наш член попечительского совета. В сенате из попечителей Михаил Маргелов. У нас, кстати говоря, среди выпускников депутатов-то достаточно много.

— Бизнес-кошельки университета — Усманов, Потанин?

— Да, Усманов, Потанин и Шодиев заложили основы нашего эндаумента и очень много нам помогают. Но есть и другие. Перечислять не буду, чтобы никого не обидеть. Сейчас все больше выпускников уходят в бизнес, но поддерживать альма-матер не забывают.

— А кого не забываете вы, ректор?

— Из МГИМО вышли совершенно фантастические личности, тот же Похлебкин, с которым я, увы, не был знаком, когда был молодым. Познакомился с ним, когда уже стал здесь проректором. Фигура весьма своеобразная, не от мира сего, но с признаками гениальности. Он известен благодаря книгам о кухнях разных народов. Но он не только это знал досконально, но и был потрясающим специалистом по Скандинавии и вообще по Европе. Мог часами рассуждать об особенностях той или иной ветви королевских семей. Энциклопедист. И при этом забавный очень, странноватый.

Или вспомним недавно ушедшего от нас генерала Шебаршина. Удивительно яркая фигура. Нас связывали товарищеские отношения. Он болел очень тяжело последнее время.