Исцеляющая

– Ага. Просто так в волонтеры не идут. Особенно в наши окаянные дни. Всех ждут дома голодные рты. Если эти люди здесь – значит, им кто-то платит. Вполне возможно, они работают на журналюг, что торчат снаружи. – Джон вновь с брезгливой миной кивнул в сторону окна. – Те им отстегивают за информацию, за всякие там пикантные детали, которые потом можно продать таблоидам. Они являются сюда вынюхивать, выслушивать, а когда их смена заканчивается, отправляются докладывать хозяевам. – Джон вздохнул. – Старый трюк.

Немного подумав, Мейкон сказал:

– Я вроде как и сам об этом догадывался, только не придавал значения.

– Никого из них не отправлял дежурить у твоего дома?

– Отправил парочку.

– Ну, значит, эти заработают побольше прочих.

– Считаете, мне пора начать беспокоиться?

– Да нет, пожалуй. Может, они и собираются срубить доллар-другой, но не думаю, что кто-то из них захочет подставить твою семью. Они будут вас охранять, но и о собственном кармане не забудут. Я бы на твоем месте просто последил за своим языком.

Пока он говорил, Мейкон не спускал с него глаз. Старый шериф ерзал на стуле, облизывал губы, зрачки его бегали туда-сюда.

– Может, хватит ходить вокруг да около, Джон? – спросил Мейкон. – Мы, южане, возвели долгие беседы в ранг искусства, но у меня сейчас вся жизнь идет кувырком. Я не могу сидеть и ждать, пока вы наконец доберетесь до сути. Мне пора в Эшвилль, а я уже объяснял, дорога туда занимает теперь часы.

– Как же она это сделала? – Прищурившись, Джон склонился к Мейкону. – Как вылечила мальчика, а?

– Не знаю. Все, что знал, рассказал журналистам, врачам, всем этим биологам, которых они притащили с собой, двадцати проповедникам, которые мне позвонили, и чертовой куче блогеров, долбящих меня и-мейлами. Мне больше нечего добавить, Джон. Я ничего не знаю о том, что произошло, совершенно ничего.

– Врешь, – буркнул Джон. – Мы с тобой собаку съели на тех, кто действительно не знает, и тех, кто только прикидывается. И мне, видишь ли, сложновато поверить, что ты ни о чем не подозревал. – Он покачал головой. – Не-ет, думаю, все ты прекрасно знал, просто хотел сохранить ее… в смысле, то, что она умеет делать, в тайне.

– Похоже, так думают и остальные. – Мейкон вздохнул. – Но это неверно.

– Зря ты скрывал. Моя жена… – Пальцы Джона выстукивали на коленке какую-то несуществующую мелодию. – Я любил свою жену. Она была хорошей, доброй женщиной. Лучше всех на свете, как по мне. Перед смертью неделю пролежала в той больнице. Врачи сделали все, чтобы ее спасти. По крайней мере, мне так кажется. – Джон наконец оторвал виноватый взгляд от своих барабанящих пальцев и горько посмотрел в лицо Мейкону.

– Напрасно вы затеяли этот разговор, Джон.

– Ты мог бы тогда нам помочь.

Старый прагматичный шериф исчез. На его месте сидел мужчина, два года назад потерявший жену, а теперь вдруг убедивший себя, что этого можно было избежать.

– Джон… – начал Мейкон.

Митчелл только фыркнул.

– Дай-ка угадаю. Ты не знаешь, как она это делает. Вообще ничего не знал о ее способности излечивать людей. Верно?

Но прежде чем Мейкон успел открыть рот, Джон продолжил:

– Какой бы версии ты ни решил придерживаться, учти, не я один буду требовать ответа. Ты не поверишь, но те репортеры всучили мне пять сотен только за то, что я к тебе вхож. Я говорил им, что все равно ничего не скажу, и это чистая правда. Но я не единственный, кто, узнав твой секрет, будет задаваться вопросом, имел ли ты право придерживать подобное только для себя самого.

– Меня об этом уже спрашивали, Джон. А насчет денег, которые тебе заплатили… Я в курсе размера пенсии. Она мала. Всем нам приходится как-то зарабатывать на жизнь.

– Приходится, – решительно кивнул Митчелл. – Со дня появления на свет и до самой смерти приходится как-то жить. И зарабатывать на эту жизнь. В последнее время это стало нелегко.

– Что-нибудь еще, Джон? – Мейкон откинулся на спинку кресла.

В его голосе отчетливо прозвучало нетерпение. Он уважал старика и считал его хорошим другом, но в глазах Джона застыла тень обиды. Тот продолжал думать о Мейбл, воображая, как бы все здорово обернулось, если бы Эйва ее вылечила.

Митчелл бросил на него короткий взгляд. Недоверие, смирение, гнев и смущение последовательно сменялись на лице старого шерифа. Он печально вздохнул.

– В город едет проповедник, – пробормотал Митчелл почти извиняющимся тоном.

– Их здесь теперь как собак нерезаных, – отмахнулся Мейкон. – Оптом уже продавать можно, этих проповедников. А заодно – журналистов. У нас тут разбили лагеря целые церковные конгрегации. Какую ни возьми, все здесь.

– Нет-нет, этот – особенный. Поважнее прочих. Если бы мне только удалось уговорить тебя с ним побеседовать… – Митчелл внезапно умолк.

– Кто таков?

– Преподобный Исайя Браун. Видел небось по телевизору?

– Вряд ли. Я проповедниками мало интересуюсь, да и телевизор, если честно, не особо смотрю с тех пор, как закончился «Сайнфелд».

– Я не из тех, кто просит об одолжениях, – продолжил Джон, не отреагировав на шутку. – И, разумеется, не собираюсь никого уговаривать…