Исцеляющая

– Чем хороши горы, так это тем, что здесь можно без труда отыскать все, что требуется для костра, – пояснил он. – Не везде, конечно, но мне удавалось запалить костер в таких местах, где вовек никаких костров не разжигали. – Том продолжал пинать камни, и постепенно в его движениях проявилась некая досада. – Очень уж мне не хочется делать это с помощью пары деревяшек, – с потаенным смешком добавил он. – Времени занимает уйму. Не скажу, что игра не стоит свеч (все сгодится, когда надо зажечь огонь), просто сегодня – это не то, что нам нужно. Понимаешь меня?

– Да, сэр, – ответил Уош.

– Ага! – закричал Том, присаживаясь на корточки у кучки сушняка. – То, что доктор прописал. – Он поднялся, держа в руках две каменюги, стряхнул с них налипшую землю. – Вот эти вполне подойдут.

Вернувшись к шишкам и щепкам в центре поляны, Том опустился на колени, сгреб их в кучку, подбросил сухой травы, потом растянулся рядом на животе.

– Это не так-то легко, – принялся объяснять он. – Куда труднее, чем воображают некоторые. Люди думают, что в случае нужды разожгут костер в два счета. А на деле лишь единицы что-нибудь в этом да смыслят. Мало кто знает, сколько сил требуется вложить, а огонек каждую секунду так и норовит потухнуть.

– Да, сэр, – пробормотал Уош, рассеянно водя палочкой по земле.

Наконец Том решил, что шишки и трава уложены как нужно, и взялся за камни.

– Иди-ка сюда, – позвал он сына. – Я тебе кое-что покажу.

Уош нехотя подошел и присел напротив отца.

– Главное, – начал Том, – рассуждать так же, как огонь, снизу вверх. Огонь занимается внизу, и ты сложи под низ самые тонкие и сухие веточки.

Он пристукнул камнями друг о друга. Брызнула крохотная искорка и тут же потухла.

– Если дует сильный ветер, – продолжал отец, – убедись, что он не затушит твой огонек. Прикрой его чем-нибудь или поищи более подходящее место. Будь сейчас ветрено, мы бы сроду здесь костра не развели. Не вышло бы, и все.

– А можно использовать очки, – сказал Уош.

– Какие там еще очки? – Том сосредоточенно стучал камнями, впившись глазами в пучок сухой травы, подоткнутый под кучку веточек.

– Если человек носит очки, особенно со стеклами потолще, он может зажечь огонь, сфокусировав ими солнечный свет, – затараторил Уош. – Очки сработают так же, как увеличительное стекло, нагреют траву, и она вспыхнет.

– Небось в книжке вычитал? – проворчал Том. – Ну, не знаю, хотя звучит, в общем, правдоподобно. Ты, главное, не слишком-то доверяйся книжкам. Читать – это, конечно, хорошо, но люди часто забывают о том, что снаружи – реальный мир, живой и настоящий. – Он продолжал стучать камнями, пока над травой не завилась тоненькая струйка дыма. – Вот так, – прошептал Том.

Но Уош не видел его огня. Взгляд мальчика сделался далеким. Он вспоминал книги, которые прочитал, места, где побывал в своем воображении, истории, разворачивающиеся каждый день, словно океан, который он создавал внутри себя: год за годом, страница за страницей, слово за словом… Океан все более глубокий, бескрайний, полный радости и грусти, ужаса и предательства, смерти друзей и рокового исхода врагов. И теперь, сидя рядом с лежащим на земле мужчиной, старательно раздувающим крохотный язычок пламени и не видевшим вокруг ничего, кроме этого огонька, который требовалось подчинить, теперь-то Уош понял, кем является его отец и кем он не является.

– Вот так, – повторил с улыбкой Том.

Слабая ниточка дыма окрепла, превратившись в подобие длинной, серебристой цепочки, протянувшейся к небу. Том подбросил в занимающийся костерок горсть сосновых иголок. Огонь сердито зашипел и взметнулся вверх.

– Так-то оно лучше, – приговаривал Том, – так-то мы и заживем.

Остаток дня Уош не говорил с отцом ни о пении, ни о чтении. Ни о фолке, ни о книжных героях, ни о любимых сценах из книг. Он слушал бесконечный рассказ отца об огне, о способах его зажигать и сохранять. Вставлял в подходящих местах «Да, сэр» и улыбался, когда чувствовал, что именно этого от него ждет Том. Улыбался и отстраненно наблюдал, как медленно, частица за частицей, сгорает в пламени тот отец, которого он когда-то себе сочинил.

Все же день, проведенный с ним, заставил Уоша вспомнить те далекие времена, когда они были одной семьей. Лавандовый запах материнских волос, шершавые мужские руки, подбрасывающие сына к небу, по обычаю всех отцов мира. Клубнику с сахаром, которую готовила мать. Отца, смотрящего по телевизору футбол и ругающего на все корки спортивных комментаторов. А еще – каким образом все это закончилось.