Исцеление сердца

— Я не собираюсь уходить! — чтобы подчеркнуть намерение, он оттолкнул Бирте, подошел к Ольге и схватил ее горячую, влажную руку. — Я с тобой, любовь моя. Я здесь. Я не собираюсь бросать тебя.

Его жена повернула к нему раскрасневшееся лицо, облепленное потными темными волосами, и посмотрела ему в глаза.

— Уходи, Леиф.

— Что? Нет! Я говорил тебе, что буду с тобой! Я с тобой! — он повернулся к Бирте. — Ты знаешь, что я не могу уйти. Это мой дом.

Прежде чем кто-либо смог ответить ему, его жену охватила еще одна схватка. Леиф дал ей руку, и Ольга сжала его пальцы с силой, о которой он у нее и не подозревал. Бирте отошла на другую сторону, бормоча, и помогла роженице подняться на корточки. Повитуха, Гида, уселась между ног Ольги и пристально смотрела на нее, засунув руки глубоко под ее платье.

Он ожидал услышать крики. Торил кричала в каждых родах, но Ольга не издала ни звука, хоть и мучилась от боли. Даже в моменты облегчения она только шептала. Это тревожило Леифа.

Все тревожило Леифа. Это был его восьмой ребенок, и роды начались раньше, чем должны были. Живот был большим и зрелым — по крайней мере, по виду — но лето только началось, а Ольга говорила, что роды будут только в середине.

Его восьмой ребенок, и у него не осталось ни одного живого. Да, он тревожился. Он не находил себе места от страха.

Боль прошла, и Бирте уложила роженицу на спину и отошла поговорить с Гидой. Ольга снова посмотрела на него.

— Тебе нужно уйти, Леиф.

— Я говорил тебе, что не оставлю тебя. Я поклялся. Я должен быть здесь.

Он не мог вместо нее пройти этот путь, но его место было с ней. Рядом с ней.

Она улыбнулась и похлопала его по руке.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал из Гетланда. Я хочу, чтобы ты вышел. Ты можешь оставаться в коридоре, но между нами должна быть закрытая дверь. Мне нужно, чтобы ты ушел.

— Почему? — он услышал раздражение в своем голосе, но ему было больно и... он злился. — Ты позволила Вали остаться с Бренной.

Она рассмеялась, а затем сразу посерьезнела.

— Твое беспокойство заполняет эту комнату. Это заставляет меня волноваться, и я устаю. Не уходи далеко, но позволь мне сделать эту работу самой. Будет много крови и боли. Я люблю тебя. Позволь мне родить нашего ребенка.

— Ольга…

Она мягко оттолкнула его, а затем ее накрыла волна боли, и Леиф позволил Бирте оттолкнуть его еще дальше. Он сделал еще и еще шаг назад, а затем и вовсе вышел.

Он закрыл дверь и прошел по коридору несколько шагов. Опустившись на корточки, Леиф остался у двери и ждал, не собираясь покидать это место, пока ему не разрешат вернуться.

Однако усидеть на месте было невозможно. Через несколько мгновений он снова встал и начал шагать туда-сюда. Был полдень, но зал был почти пуст. Лишь двое слуг, цыплята и ягненок, забредший в дом случайно, составляли ему компанию.

Тишина за дверью убивала. Крики были бы лучше, чем эта удушающая тишина, которая ни о чем не говорила. Расхаживая по залу в компании цыплят и ягненка, Леиф пытался заставить свой разум успокоиться.

У нее были боли весь день, с самого рассвета. Ольга разбудила его до восхода солнца, чтобы сказать, что ей нужна Гида, но к тому времени у нее уже были схватки. Теперь они шли часто. Это означало, что малыш скоро появится.

Он был с ней весь день, а теперь его выгнали. Он не хотел оставаться в стороне, когда она рожала. Это было неправильно.

Время шло, и Леиф шагал, и страх жевал и жевал его сердце, пока оно не стало кровоточить — и все еще ничего, кроме тишины по другую сторону двери. Иногда он прижимал ухо к дереву, но ничего не слышал. Что там творится? Она потеряла малыша? Лишилась чувств?

А потом Ольга закричала. Громко и долго — и резко затихла. Леиф быстро подбежал к двери. Открыв ее, он тут же услышал крик новорожденного младенца.

Бирте увидела его первой. Она закатила глаза и покачала головой.

— Я бы позвала тебя. У тебя сын. Толстый, громкий мальчик.

Она отступила, и там была его Ольга, бледная и измученная, вся в поту, но радостно улыбающаяся и заливающаяся слезами. В ее объятиях был самый красивый на свете мальчик, голый, весь в слизи и сердито вопящий.

Игнорируя других женщин, свое разочарование и обиду за то, что его отослали, Леиф пошел к жене и сел на кровать рядом с ней. Он поцеловал ее в лоб, а затем обхватил рукой маленькую, совершенно лысую голову своего новорожденного сына. Тут же крик мальчика затих, и он повернул свое хмурое лицо в сторону Леифа.

— Он знает, кто ты, — прошептала Ольга.

Мальчик повернул головку на ее голос.

— И кто ты. Он знает свою мать.

— Я никогда не думала, что у меня будет это… что я смогу держать своего ребенка и смотреть на него, — она всхлипнула, но удержалась

Леиф наклонился, укрывая своим телом сына и жену, и обхватил их руками. Ольга проиграла битву с собой и зарыдала, а их сын тоже заревел, и в этот момент Леиф был счастливее всех на свете.

Бирте похлопала Леифа по плечу. Она забрала малыша у Ольги — а та уже не хотела его отпускать. Но, зная ритуалы, Леиф положил руку ей на руку и кивнул.

— Пуповина, — сказала Бирте.