— Позволь мне забрать твоего сына. Я позабочусь о нем, до тех пор, пока вы не будете готовы попрощаться с ним.
К сожалению, он очень хорошо знал, каково это.
Вали не позволил ему забрать ребенка.
— Бренна захочет его видеть.
Торил хотела видеть свою крошечную дочь, свою первую потерю. Она держала ее на руках много часов подряд, пока тело не остыло и не стало жестким, и Леифу не пришлось насильно вырвать их ребенка из рук жены. Торил ненадолго словно сошла с ума, кричала и била его своими маленькими кулаками. Мысль о Бренне, которую ждет то же самое, заставила кровь Леифа похолодеть.
— Нет. Это вызовет еще больше боли, а она уже и так вынесла много. Я знаю. Она ждала ребенка, она хотела стать матерью. Ей будет тяжело видеть его. Ты должен быть с ней.
Леиф снова поднял руки и долго держал протянутыми. На этот раз, с искаженным от горя лицом, Вали отдал ему своего сына. Он наклонился и взял из снега у ног простыни, и накрыл тело.
Затем он ушел, и Леиф прижал безжизненную ношу к груди.
~oOo~
Долгое время Леиф сидел перед огнем в зале, держа на руках тело ребенка. Он забрал его, чтобы избавить Вали от этой боли, но теперь сам не мог заставить себя ничего сделать.
Так он сидел и держал мертвого ребенка, и старые воспоминания вновь высекали себя в его разуме. Гроза гремела и выла за стенами.
— Леиф.
Удивленный голосом Ольги, Леиф поднял глаза и увидел ее, стоящую на краю тени, что отбрасывало пламя. Он только сейчас заметил, что они одни. Он сидел там дольше, чем думал.
Зал редко пустовал в любое время дня и ночи; он был полон налетчиков и жителей деревни, укрывшихся от зимы. Но тяжелые события этой ночи, должно быть, загнали всех в комнаты.
— Как Бренна?
— Слаба. Она потеряла много крови, прежде чем родила. У нее пробита грудь.
— И разбито сердце, наверняка.
— Нет. Но так будет, если она проснется.
— Если?
Ольга вздохнула.
— Она истекает кровью внутри, где я не могу ей помочь. Только ее собственная воля может спасти ее сейчас. И Вали, возможно. Он не отходит от нее, — она наклонила голову к нему. — У тебя ребенок.
— Да. Я обещал Вали, что буду присматривать за ним.
— Идем, — она шагнула вперед. — Мы уложим его в хорошее место, пока отец не будет готов.
Леиф встал и пошел за ней на кухню. Он встал с ребенком возле покосившегося камина, а Ольга сняла с крючка в стене и поставила на длинный, покрытый царапинами стол большую корзину. Из сундука она достала чистое покрывало и уложила его внутрь корзины, наполнила чашу с водой из бочки и принесла ее к столу. Затем подошла к Леифу и протянула руки. Она хотела забрать ребенка.
Как только его маленькое тело оказалось у нее на руках, она прижала его к себе и сняла окровавленную одежду. Леиф наблюдал, как Ольга отнесла мальчика к столу и обмыла его, а затем запеленала в свежую чистую простыню.
Потом она положила тело ребенка в корзину и коснулась пальцами его тонкой бровки.
— Можешь дать мне вон те две связки трав? — спросила она, повернувшись к Леифу.
Он поднял голову, чтобы увидеть, куда она указывает, и снял с полки две ароматных связки сушеных растений: одна из обычной травы, вторая — из растений с нежными фиолетовыми цветками на тонких стеблях. Он подал их Ольге.
Она вытащила несколько травинок и сплела их вместе.
— Они что-то значат? — спросил Леиф тихо. Он чувствовал почтение и уважение к происходящему.
Ольга погладила пальцем по бледно-зеленым листьям.
— Это очищает ауру и защищает дух.
— А что насчет цветка?
— Это известно как анютины глазки
Она положила косичку из трав внутрь простыни, на грудь Торвальда.
— Как он может чувствовать печаль?
— Они не для него, а для тех, кого он оставляет.
Мысль о потере Вали и Бренны заставляла сердце Леифа рваться на части, и он вздохнул и опустил голову на руки на столе рядом с корзиной. Ольга подошла к нему и положила руку на его плечо
— Ты знаешь эту потерю, ты сам терял.
— Да, — был его ответ. Он не смог бы передать словами то, что чувствовал сейчас.
Сжав пальцы, Ольга отпустила его плечо и подняла корзину. И снова Леиф последовал за ней. Она принесла ребенка в комнату за пределами зала, где они проводили свой досуг. В той комнате был стол, исчерченный странными отметинами. После нескольких месяцев раздумий они решили, что эти знаки означают саму Эстландию.
Ольга поставила корзину в центре этого стола, и он стал своеобразным помостом.
Они стояли рядом и смотрели на милое, совершенное лицо крохотного ребенка, покинувшего этот мир.
— Я тоже знаю эту потерю, — сказала Ольга после долгого молчания. — У меня был мальчик. Мой муж избил меня, пока я носила его, и мой сын родился слишком рано. Кажется, я не могу иметь больше детей.
Леиф повернулся и изучил ее тонкий профиль. Она пережила столько насилия, и все же хранила покой. Он не мог понять, как.
— Мне очень жаль.