Мне теперь опять придется обеспокоить Вас маленькой просьбой. Нужно послать один экземпляр немецкого издания
У меня все по-старому. Анна Елеазаровна еще в Ch^atel’e, а я уже дома. Чувствую себя хорошо – в Ch^atel’e я всегда поправляюсь.
Что у Вас слышно? Как здоровье Ваше? Как Мирра Яковлевна? Черкните несколько слов или хоть открытку с извещением об отправке книги в Лондон. Всего Вам доброго. Сердечный привет Мирре Яковлевне.
Ваш Шестов
P.S. W"urzbach’у я предложил читать доклад весной, т. к. в январе он находит неудобным, а в ноябре мне невозможно приехать. [4]
1. О журнале
2. См. прим. 6 к письму 18, от 27 октября 1924 г.
3. Перевод редактировал А.М. Лазарев (см. о нем прим. 1 к письму 51, от 24 июня 1930 г.), см.: Баранова-Шестова, II: 91–4.
4. Баранова-Шестова приводит фрагмент письма Шестова Эйтингону от 10 сентября 1931 г.:
И мне жаль, очень жаль, что я не мог принять предложение W"urzbach’a и приехать в ноябре. Но я еще не готов: тема такая сложная и такая ответственная – чем больше я работаю, тем больше убеждаюсь в этом. Но, авось, все-таки весной можно будет приехать – хотя политическое напряжение в Германии достигло такой степени, что вперед ничего сказать нельзя (II: 84).
Это письмо в архиве Шестова нами не обнаружено. Некоторое недоумение, однако, вызывает его датировка: судя по всему, Шестов отвечает в нем на письмо Эйтингона, выражавшего сожаление по поводу отказа от поездки в Мюнхен. Вряд ли в таком случае два эти письма – публикуемое и приводимое Барановой-Шестовой – могли разделять только два дня. Логично поэтому предположить, что Шестов описался, и вместо 10 сентября следует, по-видимому, датировать это письмо октябрем.
59
ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ
Aix-les-Bains
17/IX. 1932
Дорогой Макс Ефимович!
Не удалось мне побывать в этом году в Берлине и, чтоб хоть отчасти вознаградить себя за это, я поехал из Ch^atel-Gayon’a кружным путем через Aix-les-Bains [1] в Париж и встретился в Aix с Фаней Исааковной и Генрихом Леопольдовичем. Ведь, в сущности, в Берлин я приезжаю не затем, чтобы читать лекции и доклады! Не охотник я до лекций и докладов – но они дают повод и возможность увидеть близких людей, живущих так далеко от тебя. На этот раз Фаня Исааковна и Генрих Леопольдович представляют для меня всех моих берлинских друзей и, главным образом, конечно, Вас и Мирру Яковлевну. Я уже почти неделю здесь (завтра еду домой), и каждый день разговариваем о Вас, вспоминаем о том, что было, когда я приезжал и жил у Вас, и что было, когда меня в Берлине не было, так что временами кажется, что я сижу на Nassauischestrasse и через час поеду в Dahlem и буду беседовать с Вами и Миррой Яковлевной. И Генрих Леопольдович и Фаня Исааковна тоже умеют рассказать и про крупное в вашей жизни и про мелочи даже! Конечно, это не то, что дало бы действительное свидание – но всетаки так радостно услышать о Вас от людей, которые Вас так же любят и ценят, как ты сам. Хочется надеяться, что все-таки следующей весной удастся попасть в Берлин – но, по теперешним временам, трудно быть в чем-нибудь уверенным. Может быть, и позовут куда-нибудь читать, а может, и не позовут. И, конечно, не знаешь, позволит ли здоровье приехать. Правда, я сейчас себя чувствую много лучше. Лечение в Ch^atel’e, продолжительный отдых и массажи Анны Елеазаровны сделали свое дело: я опять могу делать даже большие прогулки. Зимой мне не предстоит ничего особенно трудного, да я теперь буду осторожнее, чем в прошлые годы, так что, быть может, поездка в Германию уже не будет пугать меня. Но все же вперед загадывать уже нельзя, и для меня было большим утешением, что я мог хоть мысленно, разговаривая с Фаней Исааковной и Генрихом Леопольдовичем, быть немного с Вами и Миррой Яковлевной.
О себе не буду много рассказывать – лучше, если Фаня Исааковна и Генрих Леопольдович, когда вернутся в Берлин, расскажут Вам, что от меня слышали. Я только перешлю с ними койкакую интересную для Вас литературу. Кой-что тоже пришлю Вам из Парижа, когда вернусь.