Истребительница вампиров

Лео подъехал к лавке, и оттуда вышел Киллиан, нагруженный корзиной с напитками и снэками. Он всегда заказывает рутбир специально для меня – никто кроме меня его не любит. Это одна из многих вещей из моего детства, по которым я скучаю. А еще по аквапаркам, прохладе торговых центров, живым отцам и домам, которые не сгорели дотла, иссушив в ужасе легкие. Ах да, и еще по тако.

– Кто хочет сесть спереди? – спросил Риз, собираясь перебраться на заднее сиденье к Киллиану. Я замерла. Мне и так приходится проводить все свое время с Лео. Я не хотела сидеть рядом с ним всю дорогу. Иначе я могу пожалеть о чем-то еще, а я не хотела чувствовать себя виноватой перед Лео. Я предпочла бы не чувствовать ничего, кроме злости.

В редком порыве эмпатии Артемида разрешила мои сомнения.

– У меня есть дробовик.

Ее глаза встретились с моими в отражении зеркала заднего вида. Я одними губами прошептала: спасибо. Хотя я никогда не говорила ей о своей любви к Лео, это наверняка бросалось в глаза. Но поскольку я не рассказала ей об инциденте с Поэтическими Чтениями Гоноры, она не знала, по какой причине мне неловко находиться рядом с Лео, только сам факт, что мне неловко. Моя благодарность за то, что она меня защищает, еще никогда не была такой острой.

Все расселись по местам, и мы отправились из Шанкума на встречу с вампиршей и Косминой – надеюсь, еще живой. Мне пора, наконец, стать Истребительницей.

Но разрешите мне быть предельно честной?

Я бы лучше пошла в кино. По крайней мере, это я умею делать.

Охотница допустила еще один промах.

Она ушла до того, как пожар разрушил здание. Только так она могла избежать ареста или допроса со стороны недоумевающих полицейских, приехавших на место происшествия. Так что когда ловушка сработала, охотница отправилась восвояси, уверенная, что девочкам не удастся выбраться.

Может быть, в глубине души она не хотела видеть, как они умрут? Она действительно такая мягкотелая? Она готова пожертвовать своей миссией, лишь бы не ранить свои нежные чувства?

Ей следовало остаться во дворе и проследить, как они сгорят. Их надо было убить. Это она никогда не ставила под сомнение. Никогда.

Она в оцепенении слушала голос, который отчитывал ее на другом конце провода. На экране телевизора Джек снова замерз насмерть. Сколько бы она ни смотрела «Титаник», Джек всегда умирал, а Роуз всегда выживала. Так было предначертано. Как можно изменить то, что предначертано?

Ручкой она водила по тыльной стороне ладони, нажимая так сильно, что под тонкими черными линиями оставались вспухшие рубцы. Она писала их имена. А затем перечеркнула их с таким остервенением, что выступила кровь.

Она может все изменить. И изменит.

Но не сейчас. Мать девочек приняла единственное возможное решение и сбежала обратно в объятия Наблюдателей. Охотницу это не особенно обрадовало. То, что ей следовало сделать, невозможно было осуществить в их штаб-квартире. У матери были слишком серьезные союзники, которые упорно закрывали глаза на правду.

Девочки были под защитой. Под наблюдением. Но охотница тоже могла наблюдать. Она могла потерпеть. Времени у нее хватало. В отличие от девочек, для которых был запущен обратный отсчет – или уничтожат их, или уничтожат кого-то другого. А охотница не могла подвести мир. Пусть даже мир продолжал ее подводить.