Читаем Истребители полностью

Я почти не сомневался, что командир от досады забудет и про штурмовку войск, пойдет прямо домой, но ошибся. Трубаченко начал шарить по земле, выискивая подходящую цель. По дороге из Джин-Джин-Суме к линии фронта двигались две грузовые машины, набитые людьми, и одна легковая. На них-то мы и обрушились. Спустя несколько минут один грузовик горел, другой дымил, легковушка валялась на обочине дороги…

Мы возвратились на свой аэродром, когда солнце уже село.

Я нагнал Василия Петровича у командного пункта.

На его возбужденном лице было написано явное удовольствие, и он скорее с одобрением и сочувствием, нежели с упреком сказал:

— Все хорошо! У японцев на аэродроме самолетов восемьдесят, не меньше. Но зачем же так махать крыльями и давать трассу перед моим носом?

Я был крайне удивлен. Выходило, что Трубаченко заметил противника вместе со мной — потому-то он сразу и прибавил скорость. И только сейчас я понял, почему он мчался по прямой, никуда не сворачивая, ни на что не отвлекаясь: он решил во что бы то ни стало прорваться к вражескому аэродрому — объекту разведки. Счет шел на секунды, и, наверно, он не потерял ни одной из них. Но, продолжая разведку ценой такого риска, он одновременно следил и за моими действиями!

Я молчал, хлопая глазами.

— Ты видел их аэродром?

— Нет.

— Ну, это понятно, мы ведь немного не долетели, а ты в это время как раз от них отбивался. Один мерзавец, мне все же две пробоины в крыле сделал…

Лицо Трубаченко раскраснелось, его темные, очень густые волосы были влажны от пота, и он усиленно и машинально их приглаживал — чувствовалось, как еще возбужден командир. Помянув японские пули, он как бы осекся, смолк на секунду, потом решительно рубанул воздух рукой:

— А вообще, все хорошо! Мы их завтра утречком накроем…

5

Трубаченко поехал докладывать командиру полка результаты разведки. Я вспомнил слова Кравченко о трех компонентах, решающих исход любого воздушного боя: осмотрительность, маневр и огонь. На этих ли «китов» опирался успех минувшего вылета? Только ли на них?

Осмотрительность? Да, осмотрительность командира была безупречной: Трубаченко вовремя заметил появление противника. И когда это произошло, он, следуя хрестоматийным требованиям тактики, должен был немедленно прекратить выполнение задания, возвратиться. Командир поступил иначе: он продолжал разведку при наведенных на него японских пулеметах, рискуя оказаться сбитым над вражеской землей. Почему? Здесь огромную роль играла не только выучка летчика, отраженная в «трех китах», но и нечто большее — характер советского воздушного бойца, натура, для которой долг перед Родиной важнее жизни.

После этого вылета я как-то заново осмыслил мнимую замкнутость, неразговорчивость Трубаченко. В манере несколько непривычной проявлял себя волевой, решительный человек, человек дела, который не любит, просто не умеет расходовать свою внутреннюю энергию на болтовню. Его скромная деловитость, рабочая сосредоточенность внушали уважение.

Наступили сумерки, когда мы тронулись на ужин, но прохлада не опускалась на степь: в воздухе стояла духота. Летчики шутили, что небесные боги собираются предоставить им отдых по погоде.

— Тебе и без богов японцы разрешили пару дней баклуши бить, — заметил Красноюрченко летчику, самолет которого получил сегодня в бою серьезные повреждения.

— Комэска пообещал мне твой дать, — ответил пострадавший.

— Дожидайся! Вот кончится война, тогда забирай хоть насовсем…

В столовой светили фонари «летучая мышь», бросая слабый свет на самодельные, некрашеные столы и скамьи. Этот оседлый комфорт, равно как и появление на командном пункте железных коек и стола, говорили, что люди в степи начали обживаться. На столе я заметил бутылки с портвейном.

— Теперь для аппетита нам дают по двести граммов вина, — с удовольствием пояснил Красноюрченко.

Сразу же завязался оживленный разговор. Вместе с нами столовались летчики еще одной эскадрильи нашего полка. Петр Граевский, новый помощник командира эскадрильи, с увлечением рассказывал, как при необычных обстоятельствах сбил сегодня в бою японского истребителя:

— Кончилась драка, лечу домой. Смотрю: сбоку группа самолетов. Ну, я для порядка решил пристроиться. Сказано — сделано. Подошел… Глядь, у моих новых «приятелей» колеса торчат, а на крыльях — круги! Я от них блинчиком, блинчиком… А самого червячок так и точит: «Не уходи! Обей! Они тебя не видят, тоже после драки очумели!..» Ну, и дал им горячего до слез!

— В гости тебя они не приглашали?

— Они его в воздухе угостили…

— А вы знаете, что сегодня у нас «в гостях» оказались трое японских летчиков?

— Самую важную персону Виктор Рахов доставил.

— Кого это?

— Рахов аса «неуловимого» сбил. Этот ас — сильнейший среди японцев.

— А слыхали, еще один не сдался в плен и сделал себе харакири?

— А почему те трое не покончили с собой? Это вам известно? — спросил Красноюрченко, загадочно улыбаясь.

— Ну-ка, Иван Иванович, доложи, почему?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное