Истребитель «17-У»

Впрочем, Лебедев не читал этих репортерских измышлений. Иначе он послал бы письмо в редакцию газет, что, при всем блеске американской цивилизации, не следует оглушать уставших летчиков шумными встречами и громким джазбандом. Нужно предоставить им не только удобства, но и, главное дело, обеспечить отдых. А то в номере отеля, только что вошли туда уставший Лебедев с Андрейко, вдруг послышалось какое-то щелкание. Оказалось, везде укрыто были поставлены автоматические кино-аппараты. Сквозь крошечные дырки в стенах они начинают снимать того, кто ступит на половицу в расстоянии метра от них. Через несколько часов в кино уже демонстрировалась фильма «Советские авиаторы в интимной обстановке». Андрейко сидел в кино, куда его затащил Шарль, и все время ругался. На экране было представлено, как он меняет белье, штопает носки и пришивает к кальсонам пуговицу. Шарль заливался веселым хохотом. Но потом, когда на экране появилась фильма, рисовавшая «интимность» бельгийцев, прилетевших на «Альберте», то наступил черед Андрейко хохотать. На экране Этербек брился и делал такие ужасные рожи, что зрители визжали от удовольствия. Потом на экране Шарль откупоривал бутылку с вином и пил, выпучив глаза. Андрейко был отомщен, когда услыхал, как Шарль тоже начал ругаться.

В самом веселом настроении вернулся Андрейко в отель. Лебедев лежал на кровати, подложив ладони под голову, и насвистывал. Андрейко принялся рассказывать о своих кино-впечатлениях.

Лебедев не переставал насвистывать. Андрейко обидчиво посмотрел на лежавшего:

— Кажется, тебя это не особенно интересует…

Лебедев свистнул в последний раз и поднял глаза на Андрейко…

— Нравы тут американские. Обычаи международные. Кругом сыск, заметная примесь шпионажа. К услугам американцев все достижения науки и техники. Вот я лежу, а все кажется, что из угла меня на кино-ленту снимают. Вот и сейчас кажется — слышишь, чи-чи-чи?.. Говорю сейчас, — а может быть мой разговор по тайному телефону местное полицейское бюро подслушивает. А то и прямо по радио через океан в Нью-Йорк передается.

Андрейко задумался:

— Действительно, образованность у них… Дальше ехать некуда!

— Ехать-то некуда, а вот насчет перелета… Наклонись-ка ко мне, Андрейко. Я тебе на ухо пошепчу, чтоб никто не слышал. Слухай, товарищ, — такое дело… Французский самолет и американский, которые вылетели из Иокогамы первыми, застряли на острове Пахаро. Кажется, надолго и всерьез. Норвежцы с чехо-словаками отказались. Сейчас здесь, в Гонолулу, только 4 самолета: наш, японский, английский и бельгийский. Я сделал маленькую глупость — высказал кой-какие свои соображения. Теперь на аэродроме настроение, чтобы сидеть здесь и дожидаться неизвестно чего. Начались какие-то разговоры о погоде. А по-моему, просто трусят.

— Как же быть? — прошептал Андрейко.

— Я отступать не намерен. Да и бельгиец, мне кажется, не плохой парень. Его рекорды замечательны. Попробую поговорить с ним. А сейчас пойдем в общий зал ужинать.

За ужином Лебедев наклонился к сидевшему рядом с ним Этербеку:

— На этом острове я не намерен сидеть месяцами. Завтра наша «Красная Звезда» будет готова ко второй половине перелета. А ваш «Альберт» здесь зимовать что ли будет?

— Вы что, издеваетесь, мосье Лебедефф? — прищурился бельгиец. — Вы ведете какую-то подозрительную игру. Сначала вы запугиваете меня, а потом хотите подзадорить.

Лебедев сдвинул брови:

— Я веду честную игру. Я официально известил всех присутствующих за этим столом о моих соображений относительно предстоящей части перелета, но ответ получил неопределенный.

Бельгиец постучал пальцами по столу и медленно встал:

— Господин президент, делаю официальное заявление: мой «Альберт» вылетает вместе с «Красной Звездой».

Этербек повернул лицо к Лебедеву и еще раз подтвердил:

— Я вылетаю вместе с вами.

Лебедев тоже привстал и поднял бокал с содовой водой:

— Покорнейше благодарю. Пью за наши взаимные успехи.

На рассвете Лебедев и бельгиец отделились от аэродрома Гонолулу. «Красная Звезда» шла навстречу восходящему солнцу. Впереди белой точкой тянул «Альберт». Мотор мягко гудел. Лебедев жевал шоколад и посматривал на развертывавшуюся на роликах карту. Никаких признаков островков не было видно на однообразном фоне океанской шири.

Лебедев взглянул на стрелку и насторожился. На развертывавшейся карте показались карандашные пометки, которые Лебедев сделал еще у себя в Москве, когда он разбирал газетные вырезки. Это начинались места, где, он предполагал, имели место интересовавшие его катастрофы на Тихом океане.

— Приближаются гиблые места, — подумал Лебедев. Он то и дело начал переводить взор с летевшего впереди бельгийца на карту. Карандашные крестики подползают к стрелке… Вот они почти коснулись ее… Лебедев не выпускает из глаз бельгийского самолета.

— Андрейко! — кричит Лебедев, и бледнеет…

«Альберт» странно кувыркнулся в воздухе и на глазах Лебедева растаял, как кусочек сахара в стакане горячего чая…

X. Кажется, мы знакомы…