Читаем Историки Греции полностью

52. В довершение к постигшему бедствию всех гнело скопление народа с полей в город, а особенно самих пришельцев. Так как домов недоставало и летом они жили в душных хижинах, то и гибли они неладно: умирающие лежали один за другим как трупы, или ползали полумертвые по улицам и около всех источников, мучимые жаждою. Святилища, где теснились их палатки, полны были трупов, так как люди умирали тут же. Оттого, что болезнь так свирепствовала, люди, не зная, что с ними будет, перестали уважать и божеские и человеческие установления. Все обряды, какие прежде блюлись при погребении, были попраны, всяк хоронил, как мог. Многие, за смертью стольких близких оставшись без погребальных средств, хоронили совсем неподобно: одни клали своего покойника на чужой костер и поджигали его прежде, чем являлись хозяева, другие приносили мертвого и бросали в горевший костер на чужой труп, а сами убегали.

53. И в остальном тоже эта болезнь стала для государства началом дальнейших беззаконий. Теперь каждый легче отваживался на то, что прежде таились делать в свое удовольствие: все видели быстроту перемен, как внезапно умирали богатые и как добром их тотчас завладевали ничего прежде не имевшие. Поэтому все желали вкусить скорейших наслаждений, считая, что и жизнь и деньги ненадолго даны. Никому не хотелось задолго страдать, чтоб достичь считаемого прекрасным, так как неизвестно было, доживет ли он до него; но что сразу было приятно или вело к тому, то и считалось прекрасным и полезным. Ни страх богов, ни людской закон никого не сдерживал: люди видели, что все гибнут одинаково, и потому считали безразличным, что чтить богов, что не чтить, а до суда и наказания за свои преступления никто дожить не надеялся. Гораздо более тяжким приговором считался тот, который висел уже над головою, и прежде, чем он обрушится, казалось, должно насладиться хоть чем-нибудь от жизни.

54. Вот какого рода бедствие пало гнетом на афинян: в стенах умирали люди, за стенами опустошались поля. В несчастии, как водится, вспомнили и о том стихе, который, по словам стариков, древле пелся так: «Будет дорийская брань, и чума придет вместе с нею». Между людьми возник спор, что в этом стихе древними сказано не «чума», а «голод», 169но, конечно, по обстановке решено было, что сказано «чума», — ибо память людей применялась к переживаемому; думаю, что если после этой случится другая дорийская война и с нею совпадет голод, то, наверное, и стих будут читать соответственно. Знавшие вспомнили и вещание лакедемонянам на вопрос, следует ли воевать; тогда божество рекло, что они победят, если будут воевать всею силою, и само обещало помочь им; казалось, что все сбывается по прорицанию, так как за вторжением пелопоннесцев тотчас началась чума. В Пелопоннес болезнь не проникла сколько-нибудь заметным образом, а больше всего охватила Афины и затем другие самые людные местности. Так было с чумою.

55. Пелопоннесцы же, опустошив равнину, явились в землю, именуемую Приморьем, и дошли до Лаврия, 170где серебряные рудники афинян; здесь они сперва разорили берег, обращенный к Пелопоннесу, а потом и обращенный к Евбее и Андросу. Но Перикл, и в то время бывший стратегом, оставался при мнении, что не должно выходить на бой, как и во время первого вторжения.

56. Когда пелопоннесцы находились еще на равнине и не сошли в Приморье, Перикл снарядил сто кораблей к нападению на Пелопоннес, и когда все было готово, отчалил. На корабли он взял четыре тысячи афинских латников и триста человек конницы на судах для перевозки лошадей, тогда в первый раз такие сделали из старых кораблей. Вместе с афинянами выступили в поход хиосцы и лесбияне на пятидесяти кораблях. Когда это афинское войско отчалило, оно оставило пелопоннесцев уже в приморской Аттике. По прибытии к Эпидавру в Пелопоннесе, афиняне опустошили большую часть полей его, напали на город и понадеялись даже взять его, но не успели в этом. Отплыв от Эпидавра, они опустошили области Трезенскую, Галийскую и Гермионскую — все это прибрежье Пелопоннеса, — оттуда прибыли в Прасии, приморский городок самой Лаконики, опустошили часть его полей, а городок взяли и разорили; после этого они возвратились домой. Пелопоннесцев они уже не застали в Аттике: те отступили.

57. Все время, пока пелопоннесцы находились в афинской земле, а афиняне в морском походе, болезнь истребляла афинян и в войске, и в городе. Поэтому и пошли речи о том, что пелопоннесцы, узнав от перебежчиков о чуме в городе да и сами часто видя похороны, испугались и поспешили уйти. Впрочем, в это вторжение они дольше всего оставались в Аттике, опустошая всю страну: около сорока дней они пробыли в Аттике.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология