Историк

Я отослал солдата, призывая «спутника»… Вслед за машиной явился и Хэварт, довольный собой больше прежнего… Он окинул самоуверенным взглядом офицера, стоящего на ногах уже увереннее, и — усмехнулся… позволил себе… в моем присутствие…

— Хэварт, помогите ему одеться.

— Не беспокойтесь, полковник. Я все сделаю.

Он все сделает… Все сделает — все… Головную боль сменило головокружение… Стаг, Хэварт и этот солдат… Они все сделают для меня, требуя от меня лишь того, что я могу им дать — легко… И все во мне приказывает, чтобы я дал им то, что они хотят… и все во мне просит, чтобы я взял все, что они дадут… Я возьму все от ожесточенности Стага, стремящегося к цели, не разбирая дороги… все от тщеславия Хэварта, от страха этого солдата… Я погашу в своих глазах неприязнь к ним, чтобы они разожгли мои глаза своим огнем…

— Грабен, иди-ка ты к врачу.

— Шлак, вспомни, что утром «спутник» настаивал на этом, и в итоге я послал его в столовую…

— Он утром настаивал. А я — сейчас.

— Иди в столовую, Шлак, — принеси мне крепкого кофе…

— Меня туда без тебя не пустят. И кофе мне принести никак — я на четырех хожу.

— А ты — в зубах. Заодно научишься молчать.

— Ты меня мысленно общаться обучил. И не жди, что я этим пренебрегать буду.

Запись № 4

Я отгородился от грозового взгляда Лея, пересадив на его место Ганнарра, лейтенанта издавна дружественного с Хэвартом и Лисицыном… Но Лей только пристальнее смотрит мне в спину глазами, скрывающими его мысли непроглядной чернотой… Я начинаю думать, что скоро положу на стол Стагу, покоренному моей не видящей препятствий преданностью, рапорт с просьбой о переводе капитана Лея… Да, мы распрощаемся завтра… Я должен устранить Лея, пока настройщики не нашли погрешностей задачи нашей техники… Они затрудняют работу нам, но и мы им работу тормозим… А пока расчетчики разбираются с задачей, анализируя все варианты, как неисправностей, так и их устранения, — мои руки развязаны… Искать и исправлять неисправности сложных мыслящих систем — непростого разума, опасной для нас техники, — это тяжело и требует времени… А я постараюсь затруднить исправление задачи и продлить время переустановки… Я постараюсь не упустить эту еще неведомую мне силу, полученную мной неизвестно каким образом, черпаемую мной непонятно из какого источника… Эта сила укореняется во мне, пускает побеги и поднимается ввысь — к недоступному для меня прежде небу… И эти побеги твердеют с моей уверенностью, и в моей душе возрастают деревья с мощными стволами и раскидистыми ветвями… И все источники текут к этому лесу, поя его, и все облака слетаются к нему, омывая его дождем… Ему светят все лучи дня, и он дышит всеми тенями ночи…

Шлак уставился мне в глаза поцарапанными линзами, перекрывая экран головой, перекошенной покривленной пастью…

— Мне не нравится твое воодушевление, гробовщик.

— Не называй меня так. Я — создатель.

— Грабен, перестань думать о том, о чем думаешь.

— Ты не знаешь, о чем я думаю, Шлак.

— Здесь все знают, о чем ты думаешь, — здесь, в первом научном управлении Шаттенберга, дураков не держат. Ты планируешь очередное чудовище.

— Не чудовище, Шлак… Я сделаю сверхчеловека… Совершенного человека — сильнейшего, умнейшего человека из всех…

Шлак стукнул не совпавшими зубами и заскрежетал ушедшей вкривь челюстью…

— Грабен, я и рядом с тобой теперь быть боюсь. Помяни мое слово, и мысли такие плохо кончатся. Так что и не думай начинать такое дело.

— Не замолчишь, челюсть не вправлю…

— Ну, я предупредил.

— Не утруждайся. Я не бездумно к делу подхожу… Мне еще многое нужно обдумать… Пошли.

— На свалку?

— Да, на свалку… Найдем запчасти для новой машины… Этой ночью я не лягу спать…

— Мне же лучше — будить тебя не придется. Но не будет моего доверия к тому «псу», которого ты сделаешь этой ночью, и к человеку, которого ты сотворишь после этой ночи.

— Это будет мой последний «пес», Шлак, и — мой первый человек.

— Как бы и не последний.

Запись № 5

Я с благоговением провел рукой по зубчатому гребню на спине Гарма — огромного гончего «пса» с острыми ребрами и узкой головой, увенчанной одним прямым рогом… Шлак в молчании наблюдал за моей работой… Он склонил голову на побитый бок, и, мигая время от времени поцарапанными глазами, стучит о стол скрипучим хвостом…

— Шлак, можешь и потише…

— Смазка пересохла давно — вот хвост и скрипит. Ты меня совсем забросил, Грабен.

— Не ной. Прикури мне…

— Нечем, Грабен. Газ кончился.

— Я заправлю тебя… позже…

— Тогда сам огнем полыхай. Мне не придется глотку обжигать.

— Тебе просто не по нраву мой последний «пес».

— Грабен, это не «пес», а холодное оружие, развивающее страшную скорость.

— Вы все — холодное оружие…

— Я еще и огнестрельное оружие. Был огнестрельным. Теперь же твоим огнеметом будет этот «пес».

— Гарм?.. Нет, он просто волкодав…

— Значит, я еще главный в своре?

— Главный, Шлак. Гарм будет твоим подчиненным. Он — безмозглый.

Шлак приободрился, рассматривая Гарма, как собственность…

— А что, ничего так «пес». Хорошее дополнение к моей кошмарной своре. Нас с ним еще больше бояться станут и уважать.