История Византии. Том II

Одной из важнейших проблем, стоявших в ту пору перед императорской властью, было отношение к церкви. Ставшая большой экономической и политической силой, церковь не раз пыталась отстоять свою независимость. Правда, наиболее непокорный патриархат — Александрийский — вышел с VII в. из-под сферы власти византийского императора, но римский папа все более активно отстаивал автономию. Рим был далек, и подчинить его было трудно (хотя в VII в. императоры еще смещали и ссылали неуступчивых пап), но константинопольскую церковь императоры стремились превратить в свое покорное орудие.

Если в конце VII в. император назвал себя «рабом Христа» и впервые приказал чеканить изображение Христа на реверсе своих монет, то в VIII в. положение меняется: императоры подчеркивают не свою подчиненность богу, а свою власть над церковью. В послании к римскому папе византийский правитель официально объявил себя «василевсом и жрецом»[83], политическим и духовным владыкой своих подданных. Императоры претендуют не только на то, чтобы быть «епископами внешних дел», но присваивают себе последнее слово в богословских конфликтах.

Постепенно оформляется новая иерархия титулов, достигающая завершения к концу IX в. Расширяется центральный государственный аппарат. По-видимому, в первой половине VIII в. была введена должность логофета дрома. На первых порах его функции были ограниченными: он был доверенным лицом императора, представлявшим государю донесения (υπομνησειςо важнейших событиях. Впоследствии логофет дрома стал одним из крупнейших чиновников: он ведал возрожденным римским cursus publicus — государственной почтой и обслуживанием послов и чиновников, разъезжающих по служебным надобностям; позднее он распоряжался системой сигнальных огней — своего рода световым телеграфом, доносившим в Константинополь весть об арабских вторжениях. Логофет также руководил сношениями с иностранными державами, выкупом пленных, приемом иноземных послов; он разбирал судебные дела, возникавшие с приезжавшими в Константинополь иностранными купцами. Наконец, функцией логофета дрома было наблюдение за состоянием империи: специальные чиновники — эпискептиты, посланные в различные части страны, должны были регулярно отправлять логофету дрома донесения[84].

В то время как VII столетие принесло империи раздробление финансовых ведомств, с VIII в. предпринимаются попытки вновь восстановить их единство: ввели должность сакелария, поручив ему контроль за всеми центральными учреждениями и преимущественно за теми из них, которые были связаны со сбором налогов и выплатой государственных средств[85].

Податной гнет на протяжении VIII — первой половины IX в. постепенно усиливался. Около 739 г. был введен побор, называемый дикератон, предназначавшийся специально для восстановления константинопольских стен; примерно с того же времени начали взыскивать экзафоллон. Оба эти налога составляли прибавку к денежной сумме налогов примерно в 10 %[86]. Возрастание податей продолжалось и в третьей четверти VIII в.[87] С начала IX в. мы впервые слышим о капниконе — налоге, который взимался с дома или семьи. В ту пору он составлял сравнительно небольшую сумму — два милиарисия в год[88]; впоследствии налоговая ставка заметно выросла. Первое упоминание о капниконе связано с податным произволом: около 810 г. византийское правительство попыталось ввести обложение церковных париков, которые до того были свободны от капникона. Одновременно с этим император предпринял меры к тому, чтобы восстановить круговую поруку при уплате податей.

Фемы, которые в конце VII в. выступали как основные силы децентрализации, постепенно были преобразованы. Прежде всего они подверглись дроблению. В начале VIII в. одна из наиболее опасных для Константинополя фем — Анатолик — была разделена на две части и из нее выделилась Фракисийская фема. Образовалось несколько так называемых морских фем, прежде всего фема Кивиреотов и область Эгейского моря, затем распавшаяся на ряд более мелких фем. Не позднее 767 г. из состава Опсикия выделилась уже фема Вукелариев. В первой половине IX в. в Малой Азии появляются новые фемы: Пафлагония и Халдия на южном берегу Черного моря, а затем — Харсиан, Каппадокия и Селевкия на восточной границе империи. Одновременно права стратига ограничиваются: судебная власть в феме передается особому чиновнику, независимому от стратига; сбор налогов переходит в руки представителей логофета геникона. Фема превращается в послушный механизм государственного аппарата.