Волк прошелся по комнате и остановился у стола, на котором возвышалась хрустальная ваза с фруктами. Затянутой в перчатку рукой он взял гранат и поднес к маске, словно изучая плод.
– А ты точно здоров, милорд?
– Мне кажется, да, – ответил Хоукмун. – Меня не покидает ощущение благополучия. Все мои потребности удовлетворяются по твоему, как я понимаю, приказу. И теперь, я полагаю, ты намерен отправить меня на казнь?
– И это нисколько тебя не тревожит?
Хоукмун пожал плечами.
– Рано или поздно всё закончится.
– Это может растянуться на целую жизнь. Мы, гранбретанцы, изобретательны.
– Жизнь – это не так уж и долго.
– В этот раз, как иногда бывает, – Волк перебросил гранат из руки в руку, – мы думали, не избавить ли тебя от неудобств.
На лице Хоукмуна не отразилось никаких чувств.
– Ты поразительно владеешь собой, милорд, – продолжал Волк. – И это странно, ведь ты до сих пор жив только из прихоти твоих врагов, тех самых, что казнили твоего отца столь позорной казнью.
Хоукмун чуть нахмурился, словно что-то припоминая.
– Это я помню, – проговорил он отстраненно. – Мой отец. Старый герцог.
Волк швырнул гранат на пол и поднял маску. Под ней оказалось красивое лицо с черной бородкой.
– Так это я, барон Мелиадус Кройденский, убил его. – На полных губах барона играла выжидательная улыбка.
– Барон Мелиадус?.. А… Убил его?
– Мужество совершенно покинуло тебя, милорд, – пробормотал барон Мелиадус. – Или же ты пытаешься провести нас в надежде, что тебе выпадет еще один шанс нас предать?
– Я устал. – Хоукмун поджал губы.
В глазах Мелиадуса читалось недоумение и почти что гнев.
– Я убил твоего отца!
– Да, ты говорил.
– Ладно! – Мелиадус в негодовании шагнул к двери, затем снова повернулся лицом к пленнику. – Я пришел сюда не для этого. Хотя весьма странно, что ты не выказываешь ни ненависти, ни желания отомстить.
Хоукмун уже порядочно заскучал и желал лишь, чтобы Мелиадус оставил его в покое. Исходившее от барона напряжение и эти реплики, без малого истеричные, раздражали его, как жужжанье комара раздражает человека, который хочет спать.
– Я ничего не чувствую, – ответил узник в надежде, что это вполне удовлетворит незваного гостя.
– В тебе не осталось силы духа! – сердито воскликнул Мелиадус. – Ни капли! Поражение и плен лишили тебя всего!
– Может быть. А сейчас я устал…
– Я хочу предложить тебе вернуть твои земли, – продолжал барон. – Совершенно самостоятельное правление в границах нашей Империи. Больше, чем мы когда-либо предлагали завоеванным территориям.
Вот теперь некоторое подобие заинтересованности отразилось на лице Хоукмуна.
– С чего бы?
– Мы хотим заключить с тобой сделку – к нашей обоюдной выгоде. Нам нужен человек ловкий и разбирающийся в искусстве войны – такой, как ты… – Барон Мелиадус с сомнением нахмурился. – Каким ты казался. И еще нам нужен человек, которому поверят те, кто не доверяет Гранбретани.
Он вовсе не так собирался предложить это соглашение, однако непонятное равнодушие Хоукмуна привело его в замешательство.
– Мы хотим дать тебе поручение. В награду – твои земли.
– Я бы хотел вернуться домой, – кивнул Хоукмун. – Луга моего детства…
Он улыбнулся каким-то своим воспоминаниям.
Потрясенный тем, что он ошибочно принял за проявление сентиментальности, барон Мелиадус отрезал:
– Что ты будешь делать там по возвращении, плести венки из маргариток или строить замки, нас не касается. Но вернешься ты только в том случае, если в точности выполнишь задание.
Обращенный внутрь себя взгляд Хоукмуна остановился на Мелиадусе.
– Милорд, ты, должно быть, думаешь, что я лишился ума?
– Не знаю. Но у нас есть способ выяснить это. Наши маги-ученые проведут проверку…
– Я совершенно нормален, барон. Возможно, нормальнее даже, чем когда-либо. Тебе не стоит опасаться меня.
Мелиадус возвел глаза к потолку.
– Во имя Рунного посоха, неужели никто не желает настоять на своем? – Он распахнул дверь. – Мы всё узнаем о тебе, герцог Кёльнский. Сегодня же за тобой придут!
После ухода незваного гостя Хоукмун так и остался лежать на кровати. Допрос быстро улетучился из его памяти, и он лишь смутно вспомнил о нем часа через два-три, когда стражники в масках кабанов вошли в комнату и велели ему идти за ними.
Хоукмуна вели через многочисленные коридоры, поднимавшиеся все выше и выше, пока путь им не преградила большая железная дверь. Один из стражников заколотил по ней древком огненного копья, и створка со скрипом отворилась, впуская свежий воздух и дневной свет. Снаружи уже ожидал отряд в пурпурных доспехах и плащах и в таких же пурпурных масках ордена Быка, скрывавших лица. Хоукмуна передали под их опеку, он огляделся по сторонам и увидел, что стоит посреди широкого двора, полностью покрытого, за исключением посыпанной гравием дорожки, прекрасным газоном. Газон был обнесен высокой стеной с узкими воротами, по стене вышагивали часовые из ордена Кабана. А дальше возвышались мрачные городские башни.