Антисемитская кампания породила в польской общественной жизни нервозность и даже истерию. Интеллектуалы восприняли эту кампанию с чувством стыда и возмущением, но при этом сами все больше подвергались травле за космополитизм и отсутствие национальных чувств. Нервозность еще более усиливалась, по мере того, как становилось известно о переменах, происходивших в Чехословакии, где в январе 1968 г. к власти пришла команда коммунистов-реформаторов во главе с Александром Дубчеком. В студенческой среде в то время действовали две группы, солидаризировавшиеся по целому ряду принципиальных вопросов. Одну из них составляли вышедшие из круга «ревизионистов» «коммандос», среди них — только что освобожденные из тюрьмы Куронь и Модзелевский, а также наиболее выдающийся представитель тогдашней молодежи Адам Михник. К другой группе принадлежала молодежь, продолжавшая антикоммунистическую традицию, например Якуб Карпинский. В январе 1968 г. студенты с энтузиазмом отреагировали на спектакль по «Дзядам» Мицкевича, который поставил в варшавском Национальном театре (Teatr Narodowy) Казимеж Деймек. Высказывания героев о необходимости борьбы с Россией за национальную независимость и свободу мысли встречались демонстративными овациями. Получив информацию об этом, Гомулка принял казавшееся невероятным решение о запрете дальнейших представлений «Дзядов». На манифестацию студентов у памятника Мицкевичу полиция ответила задержанием инициаторов, а ректор Варшавского университета — наказаниями за нарушение дисциплины. Это переполнило чашу терпения гораздо более умеренных и старших по возрасту писателей. На состоявшемся 29 февраля 1968 г. собрании варшавского отделения Союза польских литераторов они осудили действия властей, названных Стефаном Киселевским «диктатурой невежд».
Все эти действия были, однако, лишь подготовкой к выступлению «партизан», которое по своему характеру напоминало путч. После истории с «Дзядами» двое студентов, в том числе Адам Михник, были исключены из университета. Восьмого марта в Варшавском университете состоялся митинг протеста, на участников которого набросились с дубинками вспомогательные отряды милиции. На несколько последующих дней в Варшаве, а также во всех других университетских городах полиция ввела своеобразное чрезвычайное положение. Молодежь на улицах подвергали избиениям и арестам. В прессе появились заявления о разоблачении «сионистского заговора». На крупных предприятиях в обязательном порядке собирались «антисионистские» митинги, раздавались призывы к устранению «сионистов» со всех постов и даже к изгнанию их из Польши.
«Партизанам» казалось, что они поставили под свой контроль не только силы государственной безопасности, но также партию и средства массовой информации. К кампании против «сионистов» с энтузиазмом подключилось объединение «Пакс» во главе с Пясецким. Возможно, он увидел в ней запоздавший на 30 лет триумф национально-радикальных идей. Сопротивление оказали одни лишь студенты, ответившие на репрессии забастовками, охватившими значительную часть вузов. Против действий властей протестовали католические депутаты из группы «Знак»; их позиция была изложена в прочитанном Ежи Завейским парламентском запросе. Письмо по этому вопросу также подготовил епископат, однако оно не было обнародовано. Тем не менее, во многих костелах священники в своих проповедях осудили издевательства над студентами и антисемитскую пропаганду.
Вероятно, Мочар надеялся, что в результате заранее подготовленной провокации ему удастся принудить Гомулку передать ему всю полноту власти. Глава партии молчал долгие дни. Первым 14 марта высказался катовицкий секретарь Герек. В переданном по телевидению выступлении он присоединился к тезису о «сионистском заговоре», но при этом твердо заявил о своей поддержке Гомулки. Пятью днями позже, 19 марта, Гомулка собрал в Варшаве актив ПОРП. В своем выступлении он подверг нападкам «сионистов» и интеллектуалов, но одновременно попытался как-то обуздать не в меру разбушевавшихся антисемитов. Хотя он и не встретил всеобщего одобрения, однако дал понять, что не намерен уступать власть Мочару. Герек же стал после этого вторым лицом в партийном руководстве.