История Петербурга в городском анекдоте

— Зачем ездила делегация из Петербурга в Финляндию?

— Перенять у финнов опыт, как отбиться от великого восточного соседа.

Обратился Собчак к Горбачеву с просьбой предоставить Ленинграду полную самостоятельность. Хотя бы на один день. Хотя бы в порядке эксперимента.

— Ну, что ж, — ответил Горбачев, — на один день ничего страшного. Получайте.

Наутро Собчак собрал Ленсовет и провел решение об объявлении войны Финляндии. А к вечеру война закончилась. Ленинград безоговорочно сдался в плен и тем самым навсегда решил продовольственную программу.

Преимущества капиталистического строя перед социалистическим стали так очевидны, что это нашло отражение даже в фольклорных названиях такого всемирно известного паркового шедевра, как фонтан «Самсон, разрывающий пасть льву», центральной скульптурной композиции Большого петергофского каскада. В начале перестройки в память о двух ненавидящих друг друга телевизионных авантюристах Анатолии Кашпировском и Алане Чумаке, одинаково заряжавших якобы целительной энергией на глазах миллионов телезрителей бутылки с водопроводной водой, этот знаменитый фонтан первоначально назвали «Кашпировский, разрывающий пасть Чумаку».

Однако очень скоро фольклор нашел более важное применение мощным художественным метафорам, изначально заложенным в композиции фонтана. Он стал служить еще одним доказательством победы капиталистической экономики над коммунистической идеологией. Фонтан получил новое прозвище. На этот раз его связали с названием процветающей южнокорейской фирмы по производству электронной техники «Самсунг» и именем вождя всех трудящихся погрязшей в социализме Северной Кореи Ким Ир Сена «Самсунг, разрывающий пасть Ким Ир Сену».

В начале 1990-х гг. экономическое положение в России дошло до того, что судьба Ленинграда была поставлена в зависимость от гуманитарной помощи, организованной странами Запада Советскому Союзу в канун Рождества 1991 г. В арсенале городского фольклора осталась поговорка того смутного времени: «Стоит Питер у ворот, широко разинув рот». Правда, как бы в оправдание, появилась и довольно неуклюжая попытка все свести к обыкновенной шутке:

Идет по Невскому проспекту старушка с кружкой. Навстречу ей — американец. Порылся в кармане, достал доллар и бросил в кружку.

— Какой же ты противный, иностранец, — проворчала старушка, — всю сметану испортил.

А может быть, это никакая не шутка. Просто сработал иммунитет, выработанный еще во время блокады. Не случайно, выстаивая в бесконечных продовольственных очередях, стойкие ленинградцы обменивались лозунгами нового времени: «Блокаду пережили, изобилие переживем»; «Выстояли в блокаду, выстоим и за хлебом»; «Пережившие реформы приравниваются к блокадникам».

Но как бы тяжело ни было в то время обыкновенному простому человеку, едва появлялась угроза прекращения реформ и возврата в недалекое советское прошлое, как народ настораживался и тут же решительно переходил на сторону демократов. Опасность подстерегала всюду. 13 марта 1988 г. в газете «Советская Россия» появилось открытое письмо никому до того не известного преподавателя химии Ленинградского технологического института Нины Андреевой с красноречивым заголовком: «Не могу поступиться принципами». В статье, насквозь пронизанной животным страхом перед наступившими переменами, содержались откровенные призывы сохранить основные идеологические и политические принципы, выработанные за годы советской власти, остановить или круто изменить ход начавшихся реформ, прекратить либеральные демократические преобразования.

О самой Нине Андреевой можно было бы вообще не вспоминать, тем более что она уже давно выпала из исторического контекста, если бы не фольклор, возникший на волне ее короткой популярности и сохранивший аромат того, навсегда ушедшего в прошлое времени.

Тогда, в самом конце бурных 1980-х, ее называли — с нескрываемой иронией — «Железной леди Ленинграда» или с ядовитым сарказмом именовали: «Генсек Нин Андреев». А «знамя» всех антиперестроечных сил, поднятое ею и подхваченное коммунистами-ленинцами, окрестили «НинаАндреевским флагом».