История одной судьбы

- Заходите, Андрей Константинович.

Они вошли в прихожую.

- В чем дело, Андрей Константинович?

Рослый и сильный Андрианов выглядел необычно застенчивым и смущенным.

- Анна Андреевна, но ведь это... это Алексей Ильич.

Но Анна уже вполне владела собой.

- Я знаю.

- Вести в милицию... не совсем удобно.

- Ведите, - сказала Анна. - Не имеет никакого значения, что он мой муж. Хватит уже, Андрей Константинович.

- Разговоры пойдут, Анна Андреевна.

Холодный воздух наползал через выбитое окно в комнату. Анна вздрогнула.

- Сядьте, - сказала она Андрианову. - Я говорю с вами, Андрей Константинович, как секретарь райкома. Как обычно поступаете вы в таких случаях? Ломятся в дом, оскорбляют, бьют окна...

- Оформляем... - Андрианов сидел перед Анной, аккуратно положив на колени руки и покорно глядя ей в глаза. - За хулиганство. Обычно судим...

- Вот и судите, - сказала Анна. - Довольно ему прощать. Оформляйте и судите. Как и всех прочих людей.

Андрианов еще раз вопросительно взглянул на Анну и встал.

- Слушаюсь.

- Да, да, - сказала Анна. - Оформляйте, как и всех прочих нарушителей.

Он опять посмотрел на Анну.

- Тогда я пойду?

- Да, да, - сказала Анна.

Она слышала, как Андрианов вышел на крыльцо и что-то сказал, потом опять послышались голоса, какая-то возня, и все стихло.

Анна пошла в спальню, взяла у себя с кровати подушку, вернулась в столовую, подошла к окну и заткнула дыру подушкой.

LX

Вот и отрезана какая-то часть жизни... У Анны такое ощущение, точно она овдовела второй раз. С одним было счастье, с другим - несчастье. В жизни должно быть и то и другое, теперь и с тем и с другим покончено. Впрочем... Не рано ли отказываться от счастья? Работать в полную меру своей души разве это не счастье? Быть матерью своих детей - разве это не счастье? Быть необходимой людям... Нет, счастья у нее никто не отнимет!

Анна поправила в окне подушку. Больше не дует. Достала из комода рваные детские чулки. Потушила верхний свет, зажгла настольную лампу. Накинула на плечи платок, устроилась на диване поудобнее. Какой уж теперь сон! Взялась за штопку. Удивительно, как у детей рвутся чулки. Не накупишься.

Нет, она правильно поступила, избавив детей от такого отца. Женя все видит и понимает, но и двое младших растут не по дням, а по часам, тоже примечают каждое доброе и недоброе слово. С ними становится все трудней. Ничего не скроешь от их глаз. Суд детей - строгий суд. Сейчас она перед ними права, и всегда должна быть права...

Никогда в жизни не забыть ей возвращения в Пронск. Она была бесконечно одна. Только бесплотная тень Толи сопутствовала ей в те дни. Толя сопутствует ей в течение всей жизни. Он и сейчас здесь...

Густой желтый свет падает из-под картонного абажура на ее руки. Только на руки. Большие худощавые руки, отвыкшие от физической работы. Отвыкшие, но не боящиеся ее в случае чего. Рыжий детский чулок... А дальше - тень, тени все более темные, все более черные, и где-то в тени, за лампой, невидимая тень Толи.

Один он любил ее по-настоящему. И она любила его. И сейчас любит. И будет любить. Всегда будет любить...

Поезд уносит его, навсегда уносит, и никуда не унесет. Он всегда с ней под старой, усыпанной ягодами шелковицей!

С нею Женя, хоть Жени и нет сейчас рядом. Почему-то кажется, что Нина и Коля тоже подарены Толей...

Только один его совет она не выполнила. Так и не сделалась цветоводом. Не до цветов ей...

Она слышит, как бушует за окном ветер. Ноет нога. Раненая нога дает себя знать. Все предвещает перемену погоды. Вот-вот начнется весна. Снова сев. Самый ответственный ее сев, когда она отвечает за весь район. Все, как с детьми. Малые дети - малые заботы, большие дети - большие заботы. Так и на партийной работе. По сравнению с райкомом колхоз - малые заботы. А теперь...

Внезапно зазвонил телефон. Телефонистки по ночам редко вызывали Анну, оберегали ее покой. Ночью ее могли вызвать только в экстренном случае. Да и то старались звонить поделикатнее. А тут звонили резко, пронзительно, настойчиво.

Анна подошла к телефону. Ей подумалось, что это опять Андрианов. Алексей безобразничает в милиции, и там никак не решаются...

Нет уж, довольно!

- Слушаю!

- Анна Андреевна, Пронск!

Дежурная телефонистка еле успела ее предупредить, как Анна услышала негромкий, мягкий, спокойный голос.

- Анна Андреевна? Извините за поздний звонок. Это Калитин. Что, Георгий Денисович уже уехал от вас?

Анна слегка растерялась.

- Что вы, Кирилл Евгеньевич! Я очень рада.

- Ну, радоваться особенно нечему. Я вас не разбудил?

- Нет, нет. Я не спала.

- Простите, а чем вы сейчас заняты?

Анне представилось, как Калитин улыбнулся при этих словах. Она могла бы соврать, да, может, и следовало соврать, сказать, что готовится к какому-нибудь докладу, изучает материалы, читает, на худой конец.

- Штопаю детям чулки, Кирилл Евгеньевич, - призналась она.

- Что-что? - удивленно спросил он. - Штопаете чулки?

- Да, - сказала Анна. - Ужасно рвутся.

- Отлично, - сказал Калитин. - А как Георгий Денисович?

- Уехал. Сразу после собрания.

- А как собрание?

- Хорошо.

- Ну а как вообще жизнь? Как дела?

- Тоже хорошо.