История одной судьбы

- Садитесь, Анна Андреевна.

Она села, потупилась. Трудно начинать. Предстоял нелегкий разговор, это она хорошо понимала. Щеки ее порозовели, она показалась сейчас Кудрявцеву гораздо моложе своих лет.

Он придвинулся, положил ей на плечо руку.

Анна даже не отстранилась, не сбросила руку, только удивленно подняла голову.

- Вы что?

- Анна Андреевна, я - могила...

- Тимофей Иваныч!

Он вдруг сообразил, что ошибся, убрал руку.

- Извините, Анна Андреевна...

- Нет уж! Разочаровалась я в вас... - Анна вздохнула. - Придется перепахать, Тимофей Иваныч.

Он опять не понял.

- Что?

- Придется перепахать. Весь клин. Глубина не та! Такую работу я не приму.

- Да вы смеетесь, Анна Андреевна?

Он не принял ее слова всерьез. Он еще не знал, чего она от него хочет, но принять такие слова всерьез не мог. Не захочет же она отбросить колхоз назад. Такого еще не бывало, чтобы заставили его перепахивать озимый клин. Кудрявцев вспахал - это Кудрявцев вспахал. Его имя - гарантия качества.

- Придется перепахать, Тимофей Иваныч, - повторила Анна. - Такую вспашку я не приму. Нужно гораздо глубже. Будем считать, что вы еще не начинали.

Ей не просто было это сказать. Поспелов закачается, когда узнает. Вчера он при ней звонил в райком, обещал закончить сев раньше срока. Он из-за одного страха перед райкомом согласится принять у Кудрявцева работу. Но Анна на это не согласится.

Кудрявцев встал.

- Нет, - сказал он. - Не буду.

- Будете, Тимофей Иваныч.

Анна посмотрела на него так, точно просила невесть о каком личном одолжении.

- Нет, - повторил Кудрявцев.

- А я не приму, - сказала Анна.

- Без вас примут, - сказал Кудрявцев.

- Нет, - отрезала Анна.

Она сорвала отцветшую ромашку и принялась теребить в руках.

- Вы только подумайте, Тимофей Иваныч, - заговорила она, не поднимая головы. - Полное нарушение правил. Какой же будет у нас урожай? Люди будут винить погоду, но я-то буду знать...

- Больше такое не повторится, - угрюмо сказал Кудрявцев.

- Нет, нет, - возразила Анна. - Я это поле не приму.

- Бросьте, - сказал Кудрявцев. - У меня тоже самолюбие.

- А вас еще на орден собираются представлять!

- Вот потому и не могу, - сказал Кудрявцев. - Простите на этот раз, за мной не пропадет.

- Не могу.

- Ну, так председатель колхоза примет, - сказал Кудрявцев. - Вы лучше не спорьте.

- Не могу, - повторила она.

Кудрявцев тоже на нее не смотрел.

- Против себя идете...

В голосе его прозвучала угроза.

Анна отбросила от себя цветок, встала.

- Нет? - спросила она.

- Нет, - ответил Кудрявцев. - Мы вас ском-про-ме-ти-руем...

Он с трудом выговорил это слово.

Но она не обратила внимания на его слова. Она поглядела ему прямо в глаза.

- Вот что, Тимофей Иваныч. Я вас убью.

Кудрявцев засмеялся, ему стало смешно, начинался бабий разговор.

- Морально убью, - пояснила Анна. - Не смейтесь. Конечно, не пистолетом и не ножом. Но я ничего не побоюсь. Я уж не говорю об ордене. Орден вы не получите. Но вас просто все перестанут уважать. Все неурожаи отнесут на ваш счет...

Она подняла с земли метр, сложила, положила в карман.

- Ну, я пошла, - сказала она и пошла.

- Постойте, Анна Андреевна...

Она не остановилась.

Кудрявцев догнал ее.

- Анна Андреевна!

Она обернулась.

- Нет?

В глазах Кудрявцева светились и гнев и мольба. Такую женщину ни на что не уговоришь без ее согласия. Он это не столько понимал, сколько чувствовал.

- Анна Андреевна!

- Нет!

- Будь по-вашему. Вернетесь сюда через два дня. Только не говорите никому.

- А дальше?

- И дальше так будет, честное слово.

И она его пощадила, не он ее, а она его пощадила, - он это тоже чувствовал, - поверила ему, и он знал, что не в силах обмануть ее.

- Хорошо, я вернусь, - сказала она. - Ведь иначе люди потеряют к нам всякое уважение.

XXXIII

Ударили заморозки, по утрам похрустывал под ногами ледок, ветер то сгонял, то разгонял кучерявые тучи, последние желтые листья неслись вдоль улицы, вот-вот мог повалить снег.

Весь вечер Ниночка заунывно твердила:

- Поздняя осень, грачи улетели, лес обнажился... Поздняя осень... Осень... Грачи улетели. Лес обнажился... Обнажился... Обнажился...

Стало как-то покойно и скучно. Затишье в природе и в делах. Ложились пораньше, вставали попозже, можно было отоспаться за всю ту страдную пору, когда приходилось то сеять, то полоть, то косить, то молотить, то взвешивать и везти хлеб на элеватор. Можно было отоспаться. Одни школьники суетились по утрам, как воробьи.

Анна проводила Ниночку в школу, усадила Колю рисовать, легла досыпать недоспанное, как вдруг свекровь затеяла с кем-то перебранку.

- Много вас тут шатается! - выкрикивала свекровь. - Со всеми займаться - некогда поесть будет. Дали? Ну и спаси тя господи... - Она не могла угомониться. - Да иди же ты! Зря собак не держим. Проваливай...

Анна подняла голову.

- Кто там, мама?

- Нищенка.

- Так подайте ей...

- Подала, а она не уходит. Тебя требовает.

- Как - меня?

- Депутатку требовает. Надоели хуже редьки. Лезут и лезут, и все до тебя.