История одной переписки

На яхте шумно. Музыка, девочки, алкоголь рекой, травка… Но все в пределах разумного. Андрей раскручивает свое event-агенство — организация тусовок, сопровождение персон во время отдыха, экскурсий и прочее. Молодой, но хваткий. Умеет ловить волну.

Это его вечеринка. У него все впереди. У меня — позади.

Музыка слишком громкая для беседы. Мы молчим, периодически чокаясь, когда нам подливают. Я наблюдаю. Ему нравится женщина. Фигуристая жгучая итальянка в бикини. Для бикини уже слишком холодно. Но она не хочет прятать свое тело. Она делает глоток из горла и подливает нам в бокалы. Ее глаза ощупывают мои руки, мои губы, ловят мои взгляды. Иногда — его. Но чаще — мои. Андрей напрягается от этой конкуренции. Меня она развлекает. Мы можем поделить эту женщину. Прямо сейчас. Это легко читается в ее взгляде. Но мне лень, а ему не хочется проигрывать в эту игру, и он не готов на брошенную с моего барского плеча «ничью».

— У тебя есть женщина, Олег?

— Это сложный вопрос.

Он действительно сложный.

— Что тут сложного? Жена? Любимая женщина?

— Была.

Не хочу развивать эту тему.

— Это звучит, как будто бы она умерла. Извини…

— Не за что. Это звучит, как будто бы умер я.

Мы молчим. Он разглядывает меня.

— Тебе нравится вот эта?

Его взгляд отыскивает итальянку.

— Не парься, Андрей, — закрываю я разговор. — Мне это не интересно.

— Что так?

— Я давно в Теме.

— В каком смысле?

— Погугли. Ты уже большой мальчик, чтобы знать. Расскажи мне про Новосиб.

Попытка перевести тему удается.

— Будешь в Новосибе — обращайся. Организую все по первому классу, — на прощание пожимает руку. — У тебя же квартира там? Если надо что-то порешать по аренде, или еще какие-то дела…

— Спасибо, Андрей. Буду иметь в виду.

Это полезные связи, их нужно поддерживать.

Домой возвращаюсь на такси. Спать не хочется совершенно. Не хочется ничего. Ни работать, ни готовить… По инерции поправляю вещи, сдвинутые со своих мест. Ты всегда говорила, что я помешан на порядке. Мой психоаналитик считает это тоже компульсией — у каждой вещи свое место. Когда ты была рядом, я мог терпеть тот хаос, что ты наводила вокруг. Не всегда. Иногда это бесило. «Это не музей, Олег! Оставь в покое мои вещи!». Но все лечилось хорошим сексом. После него мне было плевать на то где, что и почему не там, где нужно. Смотрю твои фото. Можешь перевернуть здесь все вверх дном. Клянусь, даже не дернусь. Только приезжай ко мне. Я умираю без тебя.

Тоска…

Глава 5 — Боль моя любимая

Две тысячи сто девяносто четвертый.

Спасибо за поцелуй, Женечка…

Хочется спать. Но я встаю.

Холодный душ раздражает. Делаю воду горячее. Еще горячее. Довожу до точки терпения, резко переключаю на ледяную. Шокирует и бодрит.

Открываю жалюзи. На моей кухне просторно, светло и стерильно. Оттягиваю шарик маятника. Отпускаю. Равномерный металлический стук успокаивает. Открываю окно. Привык варить кофе сам. Новая кофеварка стоит, как декорация.

На окне лежит несколько книг. У самой стены, аккуратной пирамидой. Минуту решаю — какая из них? Настроение для Ницше.

Открываю сразу в середине.

«Возлюби ближнего своего» — это значит, прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» — и как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.»

Моя любовь не совершенна. Но я очень стараюсь.

На моей кухне двое часов — Неаполь и Новосибирск. Я осознаю, что это перебор. Но мне плевать.

Маятник щелкает металлическими шариками. Сегодня у меня сеанс. Они мало помогают. Это моя вина. Не хочу, чтобы меня лечили от НЕЁ. Это кощунство. Наверное, стоит их прекратить. Но они уже вошли в образ жизни.

Пролистываю почту. Взгляд в очередной раз останавливается на письме от Бруно. Ее телефон. Это так просто — набрать номер и «Здравствуй, Женечка…». К горлу подкатывает ком от одной только мысли. Беру телефон, вбиваю запомнившиеся с первого взгляда цифры. Палец гладит кнопку дозвона. Мне нужно ее разрешение. Чувствую запрет и не могу. Ни писать, ни звонить, ни искать встреч. На все запрет. Я — умирающий от голода зверь, перед которым стоит чашка с едой. Но ошейник шипами внутрь душит и рвет, не позволяя приблизиться. За что ты так со мной, моя девочка? Есть, за что… Я это все тебе прощаю. Я принимаю. А ты? Прощаешь?

Палец вместо дозвона нажимает сохранить. Имя? «Боль моя любимая».

— Почему Вы не хотите говорить об этой женщине, Олег?

— Не хочу, чтобы Вы ее комментировали.

— Я не буду посягать на ее образ. Только задавать вопросы, чтобы Вы послушали свои ответы на них. Это поможет Вам взглянуть шире на ситуацию.

— Хорошо.

Может, и стоит попробовать.

— Давайте еще раз начнем сначала? Вы можете отметить какую-то точку, как начало заболевания?

— Конкретно — нет. Я жил и учился в интернате в Европе. Это было решение родителей. Они хотели хорошее образование для меня. Мне приходилось делить пространство с большим количеством детей. Это раздражало. Ничего сделать было нельзя. Раздражение стало хроническим.

— И Вы подсознательно искали способы его унять.

Утвердительно кивает он.

— Да.

— Тогда появилась эта маниакальность с порядком?