История Ности-младшего и Марии Тоот

Они направились в чащу леса, а Ности сел на пенек и стал слушать птичий щебет. Куда лучше лекций Пазмара! Фери казалось, будто птицы поют специально для него. А какими сладкими чувствами наполнял его сердце лес! Погрузившись в мечты, он вглядывался в таинственный, глубокий сумрак деревьев. У ног его из-под камня сочилась вода; сначала она бежала серебряным шнурком по лужайке, потом исчезала в трещинах земли или под кустом, затем снова появлялась чуть дальше и снова пряталась. «У нее даже голоса нет, — думал Ности, — бежит совсем беззвучно, а ведь потом примется бормотать, ворчать и, быть может, где-нибудь превратится в шумный поток, гневными волнами бьющийся о скалы».

Все внимание Ности было устремлено на серебряную ленту он следовал за ней взглядом, видел, как она расширяется, как труден ее путь вначале, как натыкается она на камень и, пенясь, откатывается, как забредает в яму, откуда не может сразу выкарабкаться, видел, где она добирается до плоской скалы и разливается по ней серебряной скатертью… Не желая терять ручеек из виду, Фери даже встал, чтобы проследить его дальнейший путь, как вдруг перед ним зарябили два сверкающих глаза и рыжая морда. Старая лиса вылезла из норы, осторожно огляделась, макнула морду в ручеек и вскоре почти весь его выхлебала. Вероятно, кумушка недурно пообедала.

Спрятавшись за куст, чтобы лисица его не заметила, Ности ругал про себя Пимпоши, что тот все еще не принес ружья. Лиса, утолив жажду, огляделась по сторонам, совсем как венгерский крестьянин, ожидающий дождя, — только мужик на небо глядит, а лисица землю обнюхивала. Вокруг стояла тишина, нигде ничего подозрительного. Она вернулась к норе и издала своеобразный звук.

Это был призывный сигнал. Из норы выскочили три маленьких лисенка и принялись возиться на лужайке. Их мать вытащила откуда-то заячью ножку и бросила им, один лисенок схватил ножку и начал бегать с ней по полянке, двое других пустились его преследовать, догнали, повалили, барахтались, а упомянутая заячья ножка оказывалась то у одного, то у другого; они вырывали ее друг у друга изо рта, вертели, словно палку, и иногда клубок их казался единым строенным телом, которое в следующую минуту превращалось в кольцо; впрочем, все это было игрой, лисята не обижали друг друга. Старая лиса стояла у лаза в нору и, глядя оттуда, наслаждалась милыми проказами здоровых веселых малышей.

Вдруг она высоко подняла пушистый хвост, лисята, как видно, поняли сигнал, потому что игра вдруг прекратилась, и все трое, как по команде, убрались в нору, оставив снаружи заячью ножку, которая тоже была, пожалуй, скорее символом.

Старая лисица снова исследовала местность со всех сторон и, найдя безопасность удовлетворительной, еще раз подбежала к норе, и опять издала звук, — судя по всему, она им пригрозила: «Теперь я ухожу, детки, ведите себя хорошо, не выходите из норы ни в коем случае, пока я вас не позову, а не то бука съест».

Лиса побежала наискосок к северной части леса, в сторону Мезерне (между прочим, там на опушке была ферма). Ности повернулся, поглядел ей вслед и хотел было крикнуть Тооту: «Э-гей, вон лиса бежит!», как вдруг послышался шорох, треск ветвей, он обернулся и проглотил приготовленный крик, а с губ его сорвалось изумленное:

— Клари!

Ему казалось, он грезит. Перед ним стояла девушка с горы Шомьо, в той же юбке цвета черешни, кофте с вышитыми рукавами, кружевном передничке, с желтой чайной розой в волосах. Он не мог ею налюбоваться.

— Да, это я. Я принесла ружье господину охотнику. Шаловливая улыбка показалась на ее губах, и лес засмеялся, а она покружилась весело и огляделась.

— Но где же папа с доктором?

— Они ушли в лес искать докторскую лису, а я тут ждал ружье. Мари очень огорчилась, и лес погрустнел вместе с ней.

— Господи, что теперь делать? Ведь я себя скомпрометировала! Пойдемте скорее поищем их.

— Сейчас нельзя.

— Почему?

— Видите там на маленькой лужайке против можжевельника нору?

— Вижу.

— В ней живут три маленьких лисенка, мать сейчас затолкала их туда, а сама куда-то убежала, вот и я жду, когда она вернется.

— Не может быть! — запнулась Мари, по-детски пораженная. — Ой, как я хочу на них посмотреть!

— Садитесь и подождем.

— А куда сесть?

— Может быть, на траву? Тогда, на Шомьо, вы сидели на бочонке и все время поправляли юбку, чтобы спрятать свои прелестные ножки. На вас была эта самая юбка. Как вы хороши в этом наряде! Благодарю вас за милый сюрприз.

— Знаете, мамы не было дома, она ушла к жене управляющего имением, а тут гайдук пришел за ружьем. Я и подумала: «Ага, господин исправник снова превратился в охотника, дай-ка я над ним подшучу».

— Значит, вы не сядете?

— Нет, нет, я пойду обратно. Я боюсь, ужасно боюсь, что кто-нибудь меня увидит. Только представьте! Ведь тогда я погибла. А может, и вообще этого не поправить. Я так боюсь, просто вся дрожу…

— Да чего вы боитесь?

— Странно! А толки?

— Но ведь этому можно помочь.

— О, что вы! Никак нельзя.

— Я знаю даже два способа, — сдавленным голосом произнес Ности и наклонился сорвать под кустом цикламен, скрытый пышными папоротниками.