История Ности-младшего и Марии Тоот

— Он рассердился на что-то и уехал домой, а о залоге забыл. Они остались у него в кармане. Ну вот, я все сказала.

— Значит, теперь должен говорить я?

— Обязательно!

— Извольте!

Мари теребила край занавески и, склонив головку к левому плечу и полуопустив ресницы, исподтишка следила за лицом Ности.

— Перед ужином вы сказали, что не можете меня видеть…

— Нет, я не так сказал, я не это имел в виду, — запротестовал Ности со снисходительной улыбкой, с какой обычно очень серьезные люди выслушивают наивных детей.

— Прошу вас, не будем спорить. Знаете, я ведь в Америке выросла, под вольным небом, привыкла говорить открыто. Я знаю, вы объяснили уже, почему вас печалит мое лицо. Как раз об этом и пойдет сейчас речь. Предположение, что вы меня не хотите видеть, я исключаю, теперь вы удовлетворены? Я даже разрешаю вам, если угодно, закрывать глаза, когда вы со мной говорите… Прошу вас, пожалуйста, не перебивайте, я же сказала, что не это предмет нашей беседы. Но вот причина, она возбудила мое любопытство. Вы сказали, что знали или знаете особу, удивительно похожую на меня. Признаюсь, мне это покоя не дает и с той минуты постоянно щекочет фантазию. В конце концов, невозможно оставаться равнодушным к собственному двойнику, как бы это сказать, своему Doppelganger [123], особенно если ты женщина. Мне так хочется, так хочется узнать, кто она, как ее зовут, где ее родина, какая у нее душа, какова судьба и все, все, что к ней относится. Мне чудится, будто она моя единственная сестра среди всего рода человеческого. О, расскажите мне о ней! Но что случилось, почему вы загрустили?

Фери глубоко вздохнул, наступила минутная тишина; если бы в зале не звучала музыка и около десятка пар не кружилось в вальсе, можно было бы услышать тиканье часов над их головами. И все-таки это была тишина, тишина в шуме, которую замечали лишь они, и только их она угнетала.

— Я скорее досадую, — с видимым неудовольствием, как-то нехотя произнес Ности, меланхолически, нахмурив лоб. — На себя досадую, поверьте. У меня невольно вырвалось то, о чем не принято говорить. В этом нет ни смысла, ни толку. Но раз так получилось и мы уже условились, я удовлетворю ваше любопытство, хотя не думаю, что вы останетесь довольны.

— Почему?

— Потому что ваш Doppelganger не относится к сливкам общества.

Мари Тоот пожала плечами, небрежно откинулась в кресле, складки на платье, недавно столь заботливо уложенные, распались, на юбке цвета фазаньего пера появились волнистые линии.

У Фери зарябило в глазах, он отвернул голову, — уж лучше глядеть на дрожащие язычки пламени в люстре, они менее опасны.

— Я познакомился с ней этой осенью на горе Шомьо, на празднике ремесленников.

Мари все стало ясно, она теперь все знала-, и тем не менее, когда то, что было сначала лишь догадкой, а затем вероятностью, стало неопровержимым фактом, у нее закружилась голова. Она смертельно побледнела, чувствуя вместе с тем, как жарко бьется ее сердце, а горло словно сдавливает костлявая рука.

— Вот как?.. Да? — пробормотала она внезапно охрипшим голосом. — На горе Шомьо? — И как завороженная проговорила: — Ну и что?

— Там была молодая девушка;…

Мари собралась немного с духом и, чтобы» «крыть волнение, перебила с шаловливой улыбкой:

— Я догадывалась, что не молодая серна или медведица.

— Я просто хотел сказать, что это могла быть молодая женщина, но она была девушкой.

— Дочь какого-нибудь сапожника?

— Должно быть. И, видно, из бедных, — сказала, что служит горничной у какой-то дамы или что-то в этом роде.

— Разумеется, большие ноги и красные руки, — поддразнила Мари Тоот с пренебрежительным жестом.

— Эх! — воскликнул Фери резко, но с необычной для него теплотой. — Рядом с ней и принцессе впору спрятаться!

Лихорадочной радостью осветилось лицо девушки, в глазах засияли звездочки, на щеках вдруг распустились алые розы. Как кстати в такие минуты веер, который все прикроет! Это не просто безделушка, а женское оружие.

— Ах, вот как, ах, вот как, — несколько раз механически повторила Мари и, словно больше ничто ее не интересовало, распростерла руки, будто птица, желающая улететь, или словно на нее напала зевота и захотелось распрямить уставшую поясницу. В институте, где она воспитывалась, сие обозначало скуку, а чтобы движение это не выглядело неприлично, девочки произносили при этом еще подходящую фразу, которая превращала распростертые руки в невинную иллюстрацию, например: «Есть у нас корова, у нее во-он такие рога» К этой безобидной шалости прибегла сейчас Мари, чтобы подшутить над злым охотником. Душа ее утопала в сладостном торжестве. Гм, теперь он бьется в сетях. Так ему и надо. Не мешает и помучить его немножко.

— Вы, очевидно, встретили сказочную Золушку, на ножки которой золотые туфельки сами прыгают.

— Встретил, но что было, то сплыло, я ее сразу потерял и вряд ли когда-нибудь найду, — грустно и тихо, будто самому себе, ответил Ности.

— Как так?

— Она не захотела сказать, где живет, у кого, а все мои поиски были напрасны.

— О, бедняжка — шутливо посетовала Мари. — А. вы действительно искали ее?