История - нескончаемый спор

«Новая историческая наука» изменила картину западной историографии[161]. Она предложила иное видение средневековой истории. На первый план выступают люди, как правило, без имен и индивидуальных биографий, не сохраненных аристократически мыслящими авторами хроник и анналов, — реальные, а не номинальные творцы исторического процесса в его толще и мощном подспудном течении. По словам Ле Гоффа, этот «взрыв», подорвавший почву под традиционной историей, есть симптом современной научной и интеллектуальной ситуации и коллективной психологии; в свою очередь он не может не оказать воздействия на перестройку коллективной памяти нашего времени, не может не поставить всю совокупность наук в связь с новой концепцией мира и его развития. В эпоху колоссального убыстрения исторического процесса, угрожающего превратить современного человека в существо без корней в прошлом, необходимо новое восприятие истории[162]. Во всяком случае можно констатировать: лучшие плоды «Новой исторической науки», возрождающие прошлое и раскрывающие драматизм повседневности, возбуждают живейший интерес читателя[163].

НУЖНА ЛИ ИСТОРИКУ ТЕОРИЯ?

Превращение «Новой исторической науки» в ведущую силу во французской медиевистике изменило положение Школы «Анналов»[164]. Уроки исследовательской методики, которые содержатся в трудах лучших представителей этого направления, несомненно, поучительны. Но какова теория, лежащая в основе «Новой исторической науки»? Обращаясь к этому вопросу, мы сталкиваемся со странной ситуацией: эксплицированная теория не только отсутствует — школа вообще заявляет о решительном отказе от теории. «У меня мало вкуса к теориям; я занят своим ремеслом, и я не размышляю над ним». Такое заявление делает Дюби в самом начале бесед о своей работе[165]. «Не отрицая важности теории в социальных науках, и в истории в особенности… я не предпринимаю теоретического исследования, к каковому у меня нет данных и которое, боюсь, завело бы меня… в философию истории, худшего врага истории…» (Жак Ле Гофф)[166]. Сходство мыслей, кажется, налицо…

В одной из статей энциклопедии «Новая историческая наука» Ж. Ревель и Р. Шартье пишут, что Школа «Анналов», в центре интересов которой находятся размышления о методе, всегда оставалась индифферентной к своему теоретическому единству. Объясняют они этот парадокс традиционным для французской историографии недоверием к «идеологиям» и стремлением «отгородиться от произвольных построений немецкой философии истории XIX века»[167]. По их мнению, такого рода «добровольный и сознательный эмпиризм» во многом способствовал динамизму группировавшегося вокруг «Анналов» направления историков[168].

Разумеется, история эмпирична по своим приемам. Однако можно ли считать эмпиризм одним лишь достоинством историка? Не влечет ли за собой теоретической неточности и расплывчатости возведение эмпиризма в принцип? Только что цитированные авторы признают, что в истории «Анналов» бывали времена эклектизма…[169] В прошлом? Заявляя, что «Новая историческая наука» пытается избегать двух крайностей: выступать в качестве системы с «жесткой» схемой объяснения, с одной стороны, и быть чисто эмпиричной — с другой[170], Ле Гофф, видимо, не исключает реальности второй опасности и в настоящее время[171].

В той же энциклопедии другой автор, Кшиштоф Помьян, разъясняя основы «истории структур», отвергает «односторонний и упрощающий детерминизм» и противопоставляет ему «предельно сложную игру взаимодействий» разных факторов, из коих ни один не может претендовать на роль главенствующего[172]. Это утверждение не лишено, на наш взгляд, противоречивости и двусмысленности. Если смысл слов Помьяна в том, что объяснение в истории, как и в других науках, должно вытекать из изучения конкретного материала, данной ситуации или специфики эпохи и не должно быть априорным, то предмета для спора нет. Однако ученого, который, сознавая сложность и противоречивость исторического движения, ограничивается тем, что выявляет целый ряд факторов его, и удовлетворен констатацией взаимодействия разных компонентов социальной структуры, — такого ученого действительно подстерегает опасность впасть в эклектизм.