Достоверно ли это повествование? Верит ли в его достоверность Снорри? Праздные вопросы! Сцена между братьями Гарольдом и Тостигом обладает огромной внутренней истинностью, — она убедительна психологически. Из вопроса Гарольда Тостиг уясняет, что тот не желает быть узнанным, и не выдает его. Но он не может предать и своего союзника Харальда Норвежского. В этот момент героями повествования движут не политические или военные выгоды и не чувство самосохранения. Тостиг, который ранее изменил своему брату — королю Англии из корыстных побуждений, тем не менее заботится сейчас только о чести, о соблюдении кодекса героического поведения.
Правдивое повествование для автора саги — и, надо полагать, для его аудитории — заключалось не в простом пересказе тех или иных сведений, сохраненных традицией, устной либо письменной; правду выражал рассказ, в котором выявлялся характер героя, и все, что могло способствовать демонстрации определенных его качеств, тем самым воспринималось как правда. Излишне напоминать при этом, что характер в средневековой литературе слагался из типических черт, которые отвечали канонам, принятым в этом обществе, что он был мало индивидуализирован. Однако нельзя забывать и того, что характеры героев исландских саг кажутся выписанными более убедительно и многогранно, чем, скажем, характеры современного саге рыцарского романа.
По сравнению со своими предшественниками — авторами первых саг о конунгах — Снорри более свободно обращается с материалом и в большей мере, чем они, ставит перед собой задачи образной и живой обрисовки действительности. Снорри явно сознательно использует художественные средства, и поэтому едва ли можно предполагать, что он наивно не отличал истину от вымысла.
Трудно принять мысль и о том, что в сознании средневекового исландца отсутствовало деление на рассказ о прошлом, претендующий на историческую достоверность, и на рассказ о прошлом, отвечающий требованиям, которые предъявляются к художественным произведениям. Подобное синкретическое сознание можно гипотетически предположить для совершенно иной, куда более примитивной стадии культуры, нежели культура скандинавов XII и XIII вв. Сочинения самого Снорри Стурлусона наглядно опровергают такой тезис. Его перу принадлежит ведь не только «Круг Земной», Пролог к которому пронизан мыслью о противоположности истины и вымысла, но и «Младшая Эдда», в которой собраны мифы о возникновении мира, о похождениях асов и древних героев; эти мифы, видимо, уже не внушают полного доверия образованному исландцу, но сохраняют свою художественную ценность. В любом случае эти мифы уместны в «Видении Гюльви» (первом разделе «Младшей Эдды»), но отнюдь не в труде по истории. Не правильнее ли полагать, что разные жанры древнеисландской литературы предъявляли к рассказчику неодинаковые требования в отношении к истине и допускали разные подходы к вымыслу?
Последний не уместен в историческом повествовании, но вполне кстати в сагах чисто фантастического содержания (так называемых лживых сагах). К тому же у скандинавов того времени, в частности у конунгов, были разные литературные вкусы. Известно, в частности, что конунг Сверрир, при непосредственном участии которого была написана первая часть посвященной ему саги, предпочитал «лживые саги» как наиболее занимательные. Напротив, когда конунг Хакон Хаконарсон лежал на смертном одре, то «он приказал читать ему королевские саги, начиная с саги о Хальвдане Черном и далее, одну за другой, саги о всех норвежских конунгах».
«Круг Земной» содержит огромный материал по истории Норвегии, да и всей Скандинавии. События, происходившие за пределами европейского Севера, известны Снорри гораздо хуже, и, скажем, повествования его о древней Руси, связанные с пребыванием норвежских конунгов в Киеве, или сообщения о походах викингов в Восточную Европу столь же мало заслуживают доверия, как и рассказы о подвигах норвежцев в Византии, Италии или Англии. Нетрудно видеть, что такого рода рассказы имеют целью преимущественно продемонстрировать доблесть и мужество этих конунгов. Отбор сведений о делах в самой Норвегии — существенно иной. На страницах «Круга Земного» рисуются быт и образ жизни норвежцев, прежде всего вождей и их дружинников, управление страной и перемены, в ней совершавшиеся, процесс христианизации населения, отношения между конунгами и представителями знати, история многих влиятельных норвежских родов, походы и войны. Источниковедческие исследования выявили в королевских сагах большое количество неточностей, ошибок, анахронизмов[115], и, тем не менее, общие контуры развития норвежского государства вплоть до последней четверти XII в. обрисованы в них вполне отчетливо.