История - нескончаемый спор

То, что Данилов — человек, несомненно, способный и образованный — избрал своей специальностью критику взглядов зарубежных и отечественных историков, а не собственно исследование источников, было, конечно, продиктовано не одним только его длительным пребыванием в Томске и поглощенностью научно-организационной работой. Именно таким способом проще всего было делать карьеру. А то, что он не менее Н.А. Сидоровой боролся за овладение высокими руководящими постами, едва ли требует доказательств. Понимая, что совмещение должности ректора ТГУ с серьезными научными исследованиями невозможно, он тем не менее предпочел ректорат и, более того, попытки достижения еще более высокого партийно-государственного положения. Ведь и Е.В. Гутнова признает, что как раз на этой почве вспыхнул конфликт между Даниловым и первым секретарем Томского областного комитета КПСС. В Москве он стал министром, а его научно-организаторская деятельность в области медиевистики выразилась в том, что он одновременно возглавил кафедру истории Средних веков истфака МГУ и редакционную коллегию сборника «Средние века».

Вышеприведенная формула Е.В. Гутновой, противопоставляющая в сознании Данилова «внутренние убеждения» и «своего рода принципиальную последовательность», признаться, ставит меня в тупик. Принципы, если следовать ее логике, не суть продукты внутреннего убеждения ученого, но навязываются ему его партийным билетом и его карьерой.

Е.В. Гутнову явно подкупало то доброе отношение к ней, которое проявляли сперва Н.А. Сидорова, а затем А.И. Данилов и другие руководящие партийцы. Но ведь сама она признает, что многие, весьма многие видели в Данилове воинствующего догматика и беспощадного карьериста. Берусь утверждать, что, выступая с инвективами против структуралистов (каковыми мы, М.А. Барг, Ю.Л. Бессмертный, Е.М. Штаерман, автор этих строк и другие, строго говоря, не были), Данилов преследовал корыстные цели. Несколько позже, выступая в Институте всеобщей истории на обсуждении рукописи первого тома «Истории крестьянства в Европе», он явно подкладывал мину — не столько под нас, авторов и редакторов этого злополучного издания, сколько под дирекцию Института, в недрах которого оно было создано. Разгадка, думается мне, проста: в кресле министра никто не в состоянии долго усидеть. Между тем избрание в члены Академии наук и назначение директором института достойно увенчало бы, в глазах этого борца за чистоту марксизма, его карьеру.

Наш автор рисует в высшей степени привлекательный облик А.И. Данилова: красивый, интеллигентный мужчина, пожертвовавший своей личной жизнью ради матери, обаятельный друг, навещавший время от времени семью Гутновых с коробкой шоколада и бутылкой коньяка, — таким он запомнился Евгении Владимировне. Она даже передает, на мой взгляд, смахивающую на легенду историю о том, как Данилов, оказавшийся в конце войны в освобожденной советской армией Вене, разыскал профессора Альфонса Допта и поддержал его съестными продуктами, в которых тот, естественно, крайне нуждался. Допш был решительным противником теории натурального хозяйства и отстаивал идею, согласно которой в эпоху Каролингов во франкском государстве восторжествовал «вотчинный капитализм». Начиная с 30-х годов советские историки неустанно критиковали его, изображая этого венского профессора в качестве чуть ли не самого главного и опасного противника материалистического понимания истории. И вот к нему-то является молодой советский офицер и, не страшась суровой кары, которая постигла бы его в случае, если б о его визите стало известно «где следует», оказывает ему посильную поддержку. Е.В. Гутнова признает, что сам А.И. Данилов никогда об этом не рассказывал, и разгадка заключается в том, что вся эта история есть не что иное как легенда. По свидетельству Л.Т. Мильской, разбиравшей архив А.И. Неусыхина и, в частности, письма Данилова к нему, такой встречи не было, о чем Данилов прямо и написал своему учителю.

Зато о постоянном заступничестве А.И. Данилова за А.И. Неусыхина, подвергавшегося притеснениям после упомянутой кампании против «безродных космополитов и буржуазных объективистов», известно достоверно. Как пишет Е.В. Гутнова, и после кончины Александра Иосифовича А.И. Данилов оказывал материальную помощь его вдове и дочери — женщинам, в высшей степени неприспособленным к жизненным трудностям. Отношения между Даниловым, с одной стороны, и Неусыхиным и его семьей, с другой, выглядят в изображении Гутновой вполне идилличными. Но я припоминаю свой визит к Александру Иосифовичу вскоре после выступления Данилова, посвященного осуждению отечественных «структуралистов». Неусыхин был крайне подавлен происшедшим, а Маргарита Николаевна, его супруга, восклицала: «Если Данилов еще появится в нашем доме, я его метлой вымету!»