История мировой цивилизации

Ни семнадцатый, ни восемнадцатый века не дали нововведения, внесшего такой переворот в условия человеческой жизни, как книгопечатание и мореходство, но в течение этих двух столетий происходило безостановочное накопление знаний и научной энергии, которые должны были принести богатые плоды в девятнадцатом столетии. Продолжались исследования земного шара и составлялись его точные карты. Тасмания, Австралия и Новая Зеландия появились на карте. В Великобритании в XVIII веке кокс стал применяться в металлургии, что привело к значительному удешевлению железа и к возможности выплавки чугуна и употребления его в гораздо более широких размерах, чем раньше, когда его приходилось плавить на древесном угле. Появились проблески новейшего машиностроения.

Подобно деревьям в сказочном городе, наука приносит одновременно и непрерывно и почки, и цветы, и плоды. С наступлением XIX столетия, начался подлинный расцвет науки, с тех пор никогда не прекращавшийся. Сначала появились пар, сталь, железные дороги, большие пароходы, громадные мосты и здания, машины почти беспредельной мощи, возникла возможность широкого удовлетворения всех материальных потребностей человека, а затем ему открылся еще более чудесный скрытый клад науки об электричестве…

Мы сравнили политическую и общественную жизнь человечества, начиная с XVI столетия, с состоянием лежащего и спящего узника в охваченной пламенем тюрьме. В XVI столетии европейцы все еще носились с мечтой о Латинской Империи, объединенной под знаменем католической церкви. Но, подобно иррациональному началу нашей природы, иногда настойчиво вторгающемуся в наши сны и вносящему в них невообразимую путаницу, в эти сны человечества врываются внезапно впечатления о сонном лице и жадном желудке императора Карла V, в то время, как единство католицизма уже было сокрушено Генрихом VIII Английским и Лютером.

В XVII и XVIII столетиях стали мечтать о единоличной монархии. История почти всей Европы в течение этого периода говорит нам о целом ряде попыток укрепить монархию, сделать ее абсолютной и распространить ее власть на более слабые соседние страны, и в то же время – о непрестанном сопротивлении вмешательствам и притязаниям монарха со стороны землевладельцев, а затем, с развитием внешней торговли и отечественной промышленности, и со стороны все усиливающегося торгового и финансового класса. Окончательной победы еще нет ни на той, ни на другой стороне: то король берет верх, то крупные собственники одолевают его. В одном случае мы видим, как король становится центром и Солнцем своего национального мира, в то время, как близ его границ смелое торговое сословие отстаивает республику. Такие огромные различия в политическом настроении доказывают, до какой степени временным и местным явлением были все разнообразные правительства того времени.

Довольно обычной фигурой в этих национальных драмах является королевский министр (в католических странах это нередко прелат), который прячется за спину короля, служит ему и правит им, благодаря оказываемым ему неоценимым услугам.

Размеры настоящего труда не позволяют нам остановиться на всех подробностях этих национальных драм. Торговый народ Голландии принимает протестантство, образует республику и свергает короля Филиппа II испанского, сына императора Карла V. В Англии Генрих VIII и его министр Уэльслей и королева Елизавета со своим министром Бэрли заложили основы абсолютизма, который был, однако, сокрушен безумием Якова I и Карла I. Последний был обезглавлен за измену своему народу в 1649 г., и этот факт знаменует собой новый поворот в политическом мышления Европы. В течение, приблизительно, двадцати лет до 1660 г. Англия была республикой. Положение монарха, заслоненного парламентом, оставалось крайне шатким до тех пор, пока Георг III (1760–1820) не сделал смелой и отчасти удачной попытки восстановить свои верховные права. С другой стороны, французскому королю больше всех европейских королей удалось укрепить и возвысить монархию. Два великих министра – Ришелье (1585–1642); и Мазарини (1602–1661) – укрепили власть монарха во Франции. Особенно же способствовало этому долгое царствование и недюжинные способности короля Людовика XIV, «великого монарха» (1643–1715).