Читаем История, которой даже имени нет полностью

— Вам не нравится! — в голосе матери слышалась жестокая насмешка. — Приходится терпеть, когда скрываешь грех!

А если жертва опять стонала под пыткой, в ответ звучало с беспощадной иронией:

— Боитесь, что я убью этого? Напрасно тревожитесь! Дети, зачатые в грехе, живучи!

<p>VII</p>

И все-таки мадам де Фержоль не была бессердечной; настал день, когда ужасные пытки прекратились, хотя ярость в материнском сердце еще не улеглась. Может быть, она спохватилась, что даже грешницу нельзя так мучить? Или пожалела некогда прелестный, а ныне увядший ландыш? Неужели милосердие было всего лишь уловкой ожесточившейся женщины, задумавшей во что бы то ни стало покорить слабую девушку, которая впервые в жизни сопротивлялась с невероятной стойкостью, оберегая тайну своей любви? А баронесса знала, что такое любовь.

«Как же беззаветно она полюбила, если, нежная и податливая по натуре, обрела вдруг такую силу!» — думала мадам де Фержоль. Ее обращение с Ластени внезапно переменилось. Тон смягчился, она даже стала, как прежде, говорить ей ласково «ты».

— Послушай, несчастное погибшее дитя, — сказала она однажды дочери, — ты умираешь с горя, и я тоже мучаюсь. Ты губишь свою душу, а вместе с ней и мою. Ты молчишь, стало быть, лжешь и меня принуждаешь участвовать в обмане, заставляя каждый день ломать унизительную комедию и покрывать твой грех, хотя одно только слово правды, возможно, спасло бы нас. Скажи правду, и ты вернешься в объятия любимого. Назови мне его имя. Может, не так уж он худороден, и тогда ты выйдешь за него замуж. Ах, Ластени! Как я корю себя за то, что жестоко обходилась с тобой! Я не имела права тебя осуждать, дитя мое! Я утаила от тебя свое прошлое. Тебе и всем остальным известно, что я безумно влюбилась в твоего отца и он увез меня из родного дома… Но ты, бедное мое дитя, не знаешь — да и свет тоже, — что я была такой же слабой и грешной, как ты, что твой отец привез меня сюда и женился на мне, когда я была в положении. Счастливое супружество покрыло мой грех, и я краснела за него лишь перед Господом. Ты, моя бедная девочка, в наказание мне, в искупление моего греха, тоже согрешила. Суд Божий праведен: я полюбила твоего отца — сотворила себе кумира. Но Бог Ревнитель не терпит отступников, Он наказал меня, забрал моего мужа, а тебя сделал грешницей, какой и я была когда-то. Почему бы и тебе не выйти замуж за любимого? Ведь ты любишь его! Если бы ты не любила его, так же как я твоего отца, то не молчала бы!

Мадам де Фержоль остановилась. Было видно, как мучительно ей далось признание, как она преодолевала себя. Баронесса призналась, что она такая же грешница, как ее дочь, не отступила перед унижением, воспользовалась последним средством, чтобы вырвать вожделенную правду. Величественная мать, считавшая, что дочь прежде всего должна ее почитать, теперь краснела перед нею. Она открыла тайну, о которой не знал никто, о которой никто не подозревал, так надежно защитило ее замужество! Не желая уронить себя в глазах дочери, мать долго не решалась на ужасное, постыдное признание… Она пошла на него в последней крайности, хотя мысленно уже не раз подступалась к нему. Какое невероятное усилие пришлось совершить этой гордой душе, чтобы так пасть в глазах дочери! Но она совладала с гордыней, она призналась!

Все напрасно — ей не удалось растрогать Ластени. Дочь выслушала откровение матери, как выслушивала раньше упреки. Она по-прежнему молчала, устав от бесконечного и бесполезного сопротивления. От укоров мадам де Фержоль, от ее суровых гневных обличений она навсегда отгородилась мертвым тупым равнодушием. Мать не смогла пробиться через вставшую между ними стену. Можно было предположить, что причина в отчаянии девушки, которая поняла, что доказать свою невиновность ей не удастся, коль скоро ее беременность — несомненный факт. Но в действительности бесконечные муки и непонятная беременность превратили Ластени, и прежде замкнутую, в душевнобольную. Вот почему внезапная нежность матери, ее откровенность, взывающая к ответной откровенности, даже уравнивающее их признание, которое не каждая мать решилась бы сделать дочери, не достигли слуха несчастной девушки. Слишком поздно! Случилось непоправимое. Как долго Ластени надеялась, что никакой беременности нет! Одну девушку в их городке заподозрили в таком же грехе, девять месяцев над ней измывались, ругали последними словами, но прошел десятый месяц, а она все еще носила! Оказалось, что у нее развилась злокачественная опухоль. Бедняжка хоть и была еще пока жива, но ожидала смерти со дня на день. Так вот, Ластени в отчаянии уповала на опухоль как на милость Божью.

«Мама еще поплатится за все свои жестокие слова, я отомщу ей», — утешала она себя.

Но и эта страшная надежда не оправдалась. Ребенок шевельнулся и расшевелил в ней что-то — кто знает, может, материнскую любовь?..

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги