История альбигойцев и их времени

Поэтому если павликиане и занимают место в общей истории альбигойцев, то было бы жестокой ошибкой производить от них дуалистов альбигойских (катаров), хотя это делают даже такие представительные авторитеты, как Боссюэ, Риччини, Муратори, Мосгейм, Гиббон, наконец, некоторые историки ересей новейшего времени, такие, как Ган, русский исследователь духоборов Новицкий и англичанин Майтланд [2_21]. Такую непоследовательность можно объяснить только недостаточностью разработки истории альбигойцев. Дело в том, что из стремления объединить сектантов эти историки не хотели убедиться в двойственности религиозного направления альбигойцев, из которых каждое не имело почти ничего общего с другим, хотя оба они жили вместе, объединенные общими материальными и духовными интересами, а главное, единой опасностью, которая угрожала всякому уклонению от ортодоксии, установленной Отцами, канонами и соборами.

В отношении же догматическом поздние катары имели с павликианами столько же общего, сколько массилиане (от Массилии, Марселя), эти «полупелагиане»[A_88], названные так ; потому, что составляли исключительное достояние Прованса, где появились в конце IV века с догматикой, развитой учеником Пелагия Кассианом и поддерживаемые марсельскими священниками и несколькими епископами Аквитании [2_22]. Совершенно чуждые дуализма, массилиане стояли на католической почве и привносили лишь собственный взгляд на благодать, необходимость которой если не совсем отвергали, то, во всяком случае, придавали ей второстепенное значение, содействующее человеку верующему. В манихейских обрядах упрекали только собственно пелагиан. Против массилиан же вооружились соборы в Арле и Лионе (475 г.), а аравзийский собор в 529 году наложил на них проклятие [2_23].

Ариане

Это было примерно в то время, когда в Азии и в Европе, а особенно на Юге Галлии с невероятной силой распространилось более влиятельное учение Ария, наводившее трепет на защитников православной Церкви. Арианство крепко внедрилось в Гиенни, Лангедоке и Провансе, сделавшись там государственным вероисповеданием в эпоху падения Рима и вестготского владычества, оно предрасположило целую страну к торжественному уклонению от правоверия и тем самым дало пример следующим поколениям. Хотя знаменитый Арий, пресвитер Александрии, опирался более на односторонние выводы разума, чем на сокровища воображения, однако и он не смог избежать влияния со стороны гностических учений[A_89], восточная философия скрывается и в арианстве.

Последователи Зороастра и каббалы говорили о ряде существ, эонов[A_90], истекающих одно из другого, они утверждали, подобно Арию, что совершеннейший из эонов низошел в человека Иисуса после его крещения в Иордане.

Тонкой, едва заметной струей манихейство вливается в арианство, и восточная философия, преследуемая основателем этой обширнейшей из ересей, тем не менее, часто служит материалом для систематических построений Ария. У Ария, наконец, встречаются слова «Логос», «София»; у него Бог-Сын — чуть ли не демиург, создавший первых людей вместе с Духом, который позже содействовал ему в делах творения. Тонкости и трудности системы, отсутствие ясности и точности, особенно в определении субстанции Сына, — те же признаки гностицизма; эти стороны особенно способствовали падению ереси. Арианские же соборы непрерывно проклинали своих собратьев по вере, если только они не сходились в философских тонкостях понимания Логоса, тогда как само это понимание давало возможность самым различным толкованиям, часто доходившим до обычных препираний, напоминавших состязания в школах Антиохии и Александрии и потому нередко уклонявшихся в космогонию Востока и вымыслы магов.

Это обстоятельство и самостоятельность Сына, как бы равнозначного Отцу и потому в некоторой степени похожего на второго Бога дуалистов, давали возможность заподозрить непосредственную связь ариан с альбигойскими катарами[A_91].

Современнику альбигойской войны, английскому летописцу Роджеру Говедену провансальские еретики прямо представлялись потомками ариан [2_24]. Такими же они казались знаменитому автору арианской церковной истории — Христофору Санду[2_25].

Но если в учении Ария скрывается гностический элемент, то далеко не в такой степени, чтобы без особенной натяжки он мог создать абсолютный дуализм, которым отличается главная ветвь катаров, и чтобы можно было находить какую-либо традицию, кроме косвенной, то есть той, какую оказывают на образование религиозных и философских систем события прошлого. В этом смысле арианство заметно повлияло на альбигойских еретиков, хотя ариан, как отдельных сектантов, в XIII столетии в пределах Лангедока не существовало.