Истории странных

Рен сделал больше, чем просто дал обещания. Он вернулся на следующий день, чтобы обсудить свои чертежи, и даже изменил их, чтобы удовлетворить прихоти голубей. Они требовали разнообразные укромные уголки и закоулки, и башенки, и арки, которые едва ли пригодились бы людям, но для голубей были уютнее, чем любая гостиная, и Рен согласился. Он даже пообещал голубям сделать для них отдельный вход, который располагался бы высоко над землей и был бы недоступен для бескрылых созданий. Взамен голуби пообещали не стоять на пути у строительства, а когда собор будет построен, не слишком шуметь во время служб и не испражняться прихожанам на головы.

Так было заключено это историческое соглашение. Голуби и люди прекратили воевать и вернулись к тому, что просто слегка раздражали друг друга. Рен построил собор — их собор — горделиво возвышающееся здание, и голуби никогда больше не пытались уничтожить его. Вообще-то, они так гордились собором Святого Павла, что поклялись защищать его, и они держат свою клятву и по сей день. Когда вспыхивает пожар, они поднимаются всей стаей, чтобы сбить пламя своими крыльями. Они прогоняют вандалов и воров. Во время Второй мировой войны эскадрильи голубей перенаправляли в полете бомбы, чтобы те падали подальше от здания. Можно с уверенностью сказать, что собор Святого Павла не стоял бы сейчас без своих крылатых смотрителей.

Рен и голуби стали лучшими друзьями. Всю последующую жизнь самый уважаемый архитектор Англии никуда не ходил без кружившего поблизости голубя, который мог бы давать ему советы. Даже после его смерти птицы иногда прилетали навещать его в подземном царстве. По сей день вы можете увидеть, как собор, который они построили, по-прежнему возвышается над Лондоном, а странные голуби продолжают присматривать за ним.

ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ УМЕЛА ПРИРУЧАТЬ КОШМАРЫ

ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ УМЕЛА ПРИРУЧАТЬ КОШМАРЫ

Однажды жила-была девочка по имени Лавиния, которая больше всего на свете хотела стать врачом, как ее отец. У нее было доброе сердце и острый ум, и ей нравилось помогать людям. Она бы стала великолепным врачом, но ее отец утверждал, что это невозможно. У него тоже было доброе сердце, и он просто хотел уберечь свою дочь от разочарования, ведь в то время женщин-врачей в Америке не было вовсе. Казалось немыслимым, чтобы ее приняли в медицинскую школу, так что он настоятельно советовал ей сменить свои мечты на более осуществимые.

— Есть и другие способы помогать людям, — говорил он ей. — Ты можешь стать учительницей.

Но Лавиния ненавидела своих учителей. В школе, пока мальчиков обучали наукам, Лавинию и других девочек учили, как вязать и готовить. Но Лавиния не падала духом. Она воровала у мальчишек их научные книги и заучивала их наизусть. Она подсматривала в замочную скважину за отцом, когда он у себя в кабинете принимал пациентов, и она донимала его бесконечными вопросами о его работе. Она препарировала лягушек, которых ловила на заднем дворе, и изучала их внутренности. Однажды, поклялась она, она найдет лекарство от какой-нибудь болезни. Однажды она станет знаменитой.

Она и представить себе не могла, как быстро наступит этот день, или в каком виде. Ее младшего брата Дугласа всегда мучили кошмары, а в последнее время они стали только хуже. Он часто просыпался с криками, убежденный, что к нему идут монстры и хотят его съесть.

— Нет никаких монстров, — сказала Лавиния, успокаивая его как-то ночью. — Попытайся думать о каких-нибудь милых маленьких зверушках, когда будешь засыпать, или о Шустрике, резвящемся в поле, — она погладила их старого гончего пса, который свернулся в ногах кровати.

Так что на следующую ночь, перед тем как заснуть, Дуглас стал думать о Шустрике и о цыплятках, но в его снах собака превратилась в монстра, который откусил курам головы, и он снова проснулся с криками.

Беспокоясь, что Дуглас, возможно, заболел, их отец заглянул Дугласу в глаза, уши, и горло, и осмотрел его всего на предмет сыпи, но не смог найти никаких физических признаков того, что с мальчиком что-то не так. Ночные кошмары стали такими сильными, что Лавиния решила осмотреть Дугласа сама, просто на тот случай, если ее отец вдруг что-то пропустил.

— Но ты не врач, — возразил Дуглас. — Ты просто моя сестра.

— Помолчи и стой смирно, — велела она. — Теперь скажи «а-а-а».

Она заглянула ему в горло, нос и уши, и вот в них, глубоко внутри, при помощи света она заметила странную черную массу. Она ткнула в нее пальцем и повертела им, и когда она его вытащила, на кончике пальца было намотано какое-то черноватое нитевидное вещество. И пока она убирала руку, из уха Дугласа вытянулось еще целых три фута этой штуки.

— Эй, щекотно! — воскликнул он, смеясь.

Она скатала нить в руке. Та слегка извивалась, будто живая.

Лавиния показала нить своему отцу.

— Как странно, — заметил он, поднося ее к свету.

— Что это? — спросила она.

— Точно не знаю, — ответил он, нахмурившись. Нить, медленно извиваясь в его руке, тянулась к Лавинии. — Однако мне кажется, ты ему нравишься.