Истории странных (ЛП)

Сын Эдварда выжил, но его жена все слабела и слабела, и в конце концов умерла. Поначалу Эдвард был опустошен, а потом в нем начала расти злость. Он злился на себя, за то, что позволил любви разрушить его планы жить рациональной жизнью. Теперь у него была ферма, на которой надо было работать, и младенец, о котором надо было заботиться, а жены, которая помогла бы ему — нет! Он злился и на ребенка, за то, что тот был таким особенным, странным и хрупким, но больше всего за то, что тот отправил его жену в могилу по пути в этот мир. Конечно же, он понимал, что это не вина ребенка, и что злиться на младенца бессмысленно, но ничего не мог с собой поделать. Вся любовь, которой он позволил расцвести внутри себя, превратилась в горечь и теперь застряла в нем подобно желчному камню, от которого он не знал, как избавиться.

Он назвал мальчика Олли и растил его один. Он отправил Олли в школу, где тот изучал английский и разные другие предметы, в которых Эдвард мало разбирался. В некоторых отношениях мальчик был полностью его сыном: он был похож на Эдварда и также усердно трудился, вспахивая и возделывая землю бок о бок со своим отцом все то время, что он не проводил в школе или не спал, и никогда не жаловался. Но во всем остальном мальчик был для него словно незнакомец. Он говорил на норвежском с американским акцентом. Он, похоже, верил, что у мира для него припасено много хорошего, верил в ту самую американскую идею. Хуже всего было то, что мальчик был рабом порывов своего слишком большого сердца. Он влюблялся моментально. К семи годам он уже сделал предложение своей однокласснице, соседской девочке и женщине, которая играла в церкви на органе, и которая была на пятнадцать лет старше его. Если случалось упасть с неба птице, Олли шмыгал носом и плакал несколько дней. Когда он узнал, что мясо, которое лежит на его тарелке за ужином, получается из животных, то перестал есть его вообще. Внутри мальчишка был сделан из желе.

Настоящие проблемы с Олли начались, когда ему стукнуло четырнадцать — в год, когда пришла саранча. Никто в Дакоте еще не видел подобного: тучи насекомых, такие огромные, что заслоняли собой солнце, растянулись на мили и мили, словно кара Божья. Люди выходили на улицу и с хрустом ступали по сотням насекомых. Саранча съела всю зелень, что смогла найти, а когда у нее кончилась трава, она переключилась на кукурузу и пшеницу, а когда закончились и они, она стала пожирать дерево, ткань, кожу и покрытые дерном крыши. Она состригала с овец шерсть, пока те были в поле. Одному бедолаге, который случайно попал в рой саранчи, насекомые съели на спине одежду{27}.

Это было настоящее бедствие, которое грозило уничтожить средства к существованию у каждого поселенца во фронтире, включая и Эдварда, и поселенцы пытались всеми мыслимыми способами бороться с ним. Они использовали огонь, дым и яд, чтобы прогнать насекомых. Они катали по земле тяжелые каменные катки, чтобы раздавить их. Власти города, рядом с которым была расположена ферма Эдварда, постановили, что каждый житель старше десяти лет обязан сдать на свалку тридцать фунтов мертвой саранчи, или будет оштрафован. Эдвард с энтузиазмом взялся за дело, но его сын не соглашался убить ни единой саранчи. Когда Олли выходил из дома, он даже специально шаркал ногами, чтобы случайно не раздавить хоть одно насекомое. Это доводило его отца чуть ли не до безумия.

— Они же сожрали все наши посевы! — как-то раз кричал на него Эдвард. — Они разоряют нашу ферму!

— Они просто голодны, — возразил его сын. — Они же не нарочно вредят нам, так что будет нечестно нарочно причинять вред им.

— Честность здесь не при чем, — заявил Эдвард, изо всех сил стараясь держать себя в руках. — Порой в жизни, чтобы выжить, нужно убивать.

— Не в этот раз, — сказал Олли. — Их убийство не приносит никакой пользы.

При этих словах Эдвард побагровел.

— А ну раздави эту саранчу! — потребовал он, указав на насекомое на земле.

— Не буду! — воскликнул Олли.

Эдвард пришел в ярость. Он отвесил непослушному сыну оплеуху, но тот по-прежнему отказывался убивать ее, так что Эдвард выпорол мальчика ремнем и отправил спать без ужина. Слушая, как Олли плачет за стеной, он смотрел в окно на облако саранчи, поднимающееся с его загубленных полей, и чувствовал, как ожесточается его сердце по отношению к сыну.