Истории про девочку Эмили

— Ты странно говоришь… и ведешь себя странно… и выглядишь порой странно. И кажешься старше своего возраста… хотя это не твоявина. Так всегда бывает, если ребенок никогда не водится с другими детьми. Я все старалась давить на твоего отца, чтобы он послал тебя в школу… учеба дома — это совсем не то же самое… но он, конечно, и слушать меня не хотел. Не могу сказать, чтобы ты отставала в чем-то по части книжной премудрости, но тебе нужно научиться быть похожей на других детей. В определенном отношении было бы хорошо, если бы тебя взял твой дядя Оливер, так как у него большая семья. Но он не так богат, как остальные, так что вряд ли тебя возьмет. Может быть, это сделает твой дядя Уоллис, поскольку считает себя главой семьи. У него только одна взрослая дочь. Но у его жены слабое здоровье… или ей просто нравится так думать.

— Я хотела бы, чтобы меня взяла тетя Лора, — сказала Эмили. Она вспомнила слова папы о том, что тетя Лора была немного похожа на ее маму.

— Тетя Лора! Не она будет решать этот вопрос: в Молодом Месяце всем заправляет Элизабет. Правда, самой фермой занимается Джимми Марри, но у него, как мне говорили, малость не хватает…

— А чего именно у него не хватает? — спросила Эмили с любопытством.

— Господи, да речь об его уме, детка. Он малость дурковатый… говорят, будто с ним произошел какой-то несчастный случай или еще что-то в этом роде, когда он был подростком. Повлияло будто бы ему на мозги. Элизабет имела к этому какое-то отношение… но я никогда не слыхала, что там вышло на самом деле. Не думаю, что в Молодом Месяце захотят взять на себя заботу о тебе. У них там ужасно укоренившиеся привычки. Последуй моему совету и постарайся понравиться тете Рут. Будь вежливой… и послушной… может быть, ты ей приглянешься. Ну вот, вся посуда перемыта. Теперь тебе лучше пойти наверх и не путаться под ногами.

— Можно мне взять с собой Майка и Задиру Сэл? — спросила Эмили.

— Нет, нельзя.

— С ними мне будет не так одиноко, — просительно добавила Эмили.

— Одиноко не одиноко, нельзя, и все тут. Они сейчас на дворе и на дворе останутся. Не желаю, чтобы они наследили грязными лапами по всему дому. Я только что оттерла пол с мылом.

— Почему вы никогда не оттирали пол с мылом, когда был жив папа? — спросила Эмили. — Ему нравилось, когда было чисто.

А вы почти никогда не мыли пол с мылом в то время. Почему вы делаете это теперь?

— Только послушайте ее! Я при моем ревматизме еще должна была все время оттирать полы? Отправляйся наверх, и лучше бы тебе прилечь ненадолго.

— Я пойду наверх, но ложиться не собираюсь, — сказала Эмили. — Мне надо многое обдумать.

— Одно я тебе посоветовала бы, — сказала Эллен, которая была твердо намерена не потерять ни единой возможности исполнить свой долг, — это встать на колени и помолиться Богу, чтобы он сделал тебя хорошей, почтительной и благодарной девочкой.

Эмили задержалась у нижней ступеньки лестницы и обернулась.

— Папа сказал, что я не должна иметь никаких дел с вашимБогом, — заявила она очень серьезно.

Эллен глупо разинула рот, но не могла придумать никакого ответа на это языческое заявление. Тогда она воззвала к миру:

— Да слыхано ли такое?!

— Я знаю, каков вашБог, — продолжила Эмили. — Я видела Его на картинке в этой вашей книжке про Адама и Еву. Он с бакенбардами и одет в ночную рубашку. Мне Он не нравится. Но мне нравится папин Бог.

— А какой же это такой Бог у твоего папы, если мне будет позволено спросить? — с сарказмом в голосе поинтересовалась Эллен.

Эмили не имела ни малейшего понятия о том, что представлял собой папин Бог, но не собиралась позволить поставить себя в тупик какой-то там Эллен.

— Он чистый, как луна, светлый, как солнце, и ужасный, как войско с развернутыми знаменами, — заявила она с торжеством.

— Ну, ты, конечно, хочешь, чтобы за тобой всегда оставалось последнее слово, но Марри тебе объяснят что к чему, — сказала Эллен, отказываясь от продолжения спора. — Они строго придерживаются пресвитерианской веры и не потерпят этих ужасных идей твоего папаши. Отправляйся наверх.

Эмили ушла наверх, в комнату, выходившую окнами на юг. Ей было очень одиноко.

— Нет теперь на целом свете никого, кто бы меня любил, — пробормотала она, свернувшись калачиком на своей кроватке у окна. Но она твердо решила не плакать. Эти Марри, которые были полны ненависти к папе, не увидят ее слез. Она чувствовала, что терпеть не может их всех… кроме, быть может, тети Лоры. Каким большим и пустым стал вдруг мир! Ничто в нем больше не вызывало интереса. Не имело значения ни то, что приземистая яблонька между Адамом и Евой превратилась в бело-розовое чудо… ни то, что подернутые лиловой дымкой холмы за низиной казались волнами зеленого шелка… ни то, что в саду распустились желтые нарциссы… ни то, что леди-березки снизу доверху украсили себя золотистыми сережками… ни то, что Женщина-ветер гнала по небу молоденькие белые облачка. Ни в чем этом Эмили теперь не находила ни очарования, ни утешения и по неопытности полагала, что не найдет уже никогда.