Итак, на последнем курсе, когда мои дни в Дартмуте подходили к концу, а моя тяга к Калтеху нарастала, я задался вопросом: “Что будет с человеком, если ему перерезать мозолистое тело?” (Под перерезанием тут имеется в виду хирургическая процедура, рассекающая самый крупный пучок нервных волокон в головном мозге.) После моего лета в Калтехе с кроликами и упором на фундаментальную науку стало очевидно, что я буду заниматься и тем и другим. Тогда казалось немыслимым, что у людей при разъединении двух полушарий мозга могут проявиться серьезные изменения, наблюдаемые у животных. Никто на самом деле не предполагал, что человек, держа некий предмет в левой руке, будет не способен подобрать ему пару правой рукой. Это казалось просто безумием.
При таком положении дел, по заветам Фрэнсиса Бэкона, нужно было пересчитать лошади зубы. Эта история – возможно, апокрифическая – отражает суть науки[9]:
В Средние века во времена схоластических споров в 1432 году в одном из крупных монастырей Италии возникла горячая дискуссия, которая привлекла выдающихся ученых того времени со всех концов Европы. На диспуте обсуждался вопрос: сколько зубов у лошади. Тринадцать дней продолжались бурные споры с утра до ночи. Было поднято все Священное Писание, сочинения Отцов Церкви и святых. Проявлена была грандиозная эрудиция, сталкивались противоположные мнения, но спорящие никак не могли прийти все-таки к какому-нибудь определенному выводу. А на четырнадцатый день один молодой монах внес неслыханное и чудовищное предложение. Он предложил привести лошадь, открыть ей рот и подсчитать, сколько у нее зубов. Предложение это вызвало яростный гнев всей высокоученой аудитории. Ученые мужи и монахи обрушились на молодого богохульника с воплями, что он предлагает невиданные, еретические, богохульственные способы исследования. Его избили и выбросили из аудитории. А высокий ученый совет принял решение, что сей вопрос о количестве зубов у лошади навеки останется для людей глубокой тайной, потому что, к сожалению, нигде в Писании Святых Отцов Церкви об этом не сказано…[10]
Зубами в моем случае были пациенты-люди из Рочестерского университета, которым провели операцию, сходную с той, что делали животным в Калтехе. В начале 1940-х этой известной группе пациентов перерезали мозолистое тело, чтобы ограничить эпилептическую активность нервных клеток одним полушарием мозга. Эта процедура разделяла полушария, нарушая между ними связи.
Операции проводил нейрохирург Уильям ван Вагенен, заметивший, что пациент с эпилепсией, у которого развилась опухоль мозолистого тела, стал реже страдать припадками. Ван Вагенен хотел узнать, предотвратит ли рассечение мозолистого тела распространение по мозгу электрических импульсов, вызывающих припадки. Поэтому он разрезал мозолистое тело двадцати шести пациентам с тяжелой некурабельной эпилепсией. Тщательное (по крайней мере, на первый взгляд) обследование молодым и талантливым неврологом Эндрю Акелайтисом показало, что после операции у этих пациентов значительно уменьшилась частота припадков, а серьезных изменений интеллекта и поведения не произошло. Разъедините два полушария, и ничего будто бы не меняется! Все счастливы. Этот тезис перепечатывали из книги в книгу десять лет. Карл Лешли, ведущий экспериментальный психолог того времени и научный руководитель Сперри, уцепился за это наблюдение, чтобы с его помощью продвигать идею, будто кора больших полушарий действует единой массой и эквипотенциальна; он утверждал, что конкретные цепи нейронных связей в мозге не имеют значения, а имеет значение только общая масса его коры[11]. Цитируя работу Акелайтиса, он заключил, что рассечение крупного нервного пучка, соединяющего половины мозга, видимо, не оказывает влияния на обмен информацией между полушариями, и пошутил, что функция мозолистого тела – не давать полушариям обвиснуть[12].