Половина собравшихся подались вперёд, половина откинулись назад, двое вскочили на ноги, в том числе мистер Гласс: судорожно нашаривая в кармане вторые очки, он напрягал глаза и стонал:
– Вот, значит, где я его видел!
– Где вы что?
Мистер Гласс, зажмурившись, покачал головой:
– Эта морда – я же сразу понял, что она мне чем-то знакома.
По комнате пронёсся ветер.
Все обернулись. Дверь стояла открытой.
Тервиллигер исчез.
Тервиллигера нашли в его анимационной студии: зажав механическую модель Тираннозавра под мышкой, он опустошал стол, сваливая всё без разбору в глубокую картонную коробку. В дверь ворвалась толпа во главе с Кларенсом; Тервиллигер поднял глаза.
– Чем я это заслужил?! – закричал киномагнат.
– Мне страшно жаль, мистер Кларенс.
– Жаль?! Разве я не платил вам хорошие деньги?
– Вообще-то нет, по правде говоря.
– Я приглашал вас на обеды!
– Один раз. Причём за мой счёт.
– Я устраивал ужин в вашу честь у себя дома, вы плавали в моём бассейне – а теперь такое! Вы уволены!
– Мистер Кларенс, вы не можете меня уволить. Последнюю неделю я работал бесплатно и сверхурочно, а про мой чек вы забыли…
– Всё равно вы уволены, уволены окончательно и бесповоротно! Отныне в Голливуде вы в чёрном списке. Мистер Гласс! – Киномагнат стремительно развернулся к старику. – Подайте на него в суд!
– С меня нечего взять, – отозвался Тервиллигер, больше не поднимая глаз; он просто упаковывал свои вещи, глядя в пол и ни на секунду не останавливаясь, – нечего взыскать по суду. Деньги? Так вы платили мне слишком мало, чтобы что-то откладывать. Дом? Никогда не мог себе позволить подобной роскоши. Жена? Я всю жизнь работаю на таких, как вы. Куда ж мне жениться? Я ничем не обременён. Вы со мной ничего не сделаете. Если вы конфискуете моих динозавров, я просто забьюсь в нору в каком-нибудь маленьком городишке, разживусь банкой латексной резины, накопаю глины на реке, добуду старую стальную трубу и наделаю новых монстров. Задёшево куплю киноплёнку. У меня есть старый, видавший виды аппарат для покадровой киносъёмки. Отберите его – и я своими руками смастерю новый. Я всё умею. Вот почему вы больше ничем не сможете мне навредить.
– Вы уволены! – разорялся Кларенс. – А ну, смотрите на меня! Не отворачивайтесь. Вы уволены! Уволены!
– Мистер Кларенс, – тихо произнёс мистер Гласс, выдвигаясь вперёд. – Позвольте мне минуту поговорить с ним.
– Так говорите! – рявкнул Кларенс. – Что толку?! Он просто стоит тут с этим своим монстром под мышкой, а треклятая тварь похожа на меня как две капли воды! Прочь с дороги!
Кларенс выбежал за дверь. Все поспешили за ним.
Мистер Гласс закрыл дверь, отошёл к окну и уставился на абсолютно ясное сумеречное небо.
– Хоть бы дождик пошёл, – вздохнул он. – Вот чего я Калифорнии ну никак не могу простить. Чтоб небеса разверзлись и ливмя полило – тут такого не бывает! Прямо сейчас чего бы я только не отдал за каплю-другую с небес! Или хотя бы за молнию.
Юрист замолчал. Движения Тервиллигера замедлились. Мистер Гласс тяжело опустился в кресло и принялся выводить каракули в блокноте, грустно рассуждая сам с собою:
– Шесть бобин плёнки отснято, и неплохой ведь материал получился, фильм наполовину готов, триста тысяч долларов псу под хвост – прости-прощай! Все рабочие места вылетают в трубу. Кто накормит голодные рты сыночков и дочек? У кого достанет мужества переговорить с акционерами? Кто почешет за ушком Банк Америки? Как насчёт русской рулетки?
Гласс обернулся. Тервиллигер защёлкнул портфель.
– Вот что творит Бог*?
Тервиллигер, глядя на свои руки, повращал ими, словно изучая, из чего они сделаны:
– Я ненарочно, честное слово. Это всё мои пальцы. На подсознательном уровне. Мои пальцы сами за меня всё делают. Вот и это тоже сделали.
– Лучше б эти ваши пальцы прокрались ко мне в офис и схватили меня за глотку, – вздохнул Гласс. – Я никогда не любил замедленную съёмку. «Кистоунские копы»* на тройной скорости – вот моя идея жизни и смерти. Подумать только: нас всех раздавил резиновый монстр! Расплющил как помидоры, хоть в банки закатывай!
– Не заставляйте меня чувствовать себя ещё более виноватым, мне и без того тошно, – вздохнул Тервиллигер.
– А что мне прикажете – на танцы вас пригласить?
– Просто он вечно ко мне придирался, – не выдержал Тервиллигер. – Сделай это. Сделай то. А теперь по-другому. А теперь выверни наизнанку, а теперь переверни с ног на голову. Я глотал обиду. Но я всё время злился. Сам того не зная, я, должно быть, изменил выражение морды. Но вплоть до того момента пять минут назад, когда мистер Кларенс раскричался, я ничего не замечал. Я возьму всю вину на себя.