Истории о динозаврах

Новый маяк заработал уже в ноябре. Однажды поздно вечером я подъехал к нему один, запарковал машину и долго сидел там, глядя на серые воды и слушая, как звучит новая сирена – раз, два, три, четыре раза в минуту, – там, вдали, сама по себе.

А динозавр?

Он так и не вернулся.

– Он ушёл, – объяснял Макданн. – Вернулся обратно в Бездну. Он убедился, что в этом мире нельзя любить слишком сильно. Он ушёл в самые глубины Бездны ждать ещё миллион лет. Эх, бедолага! Ждёт, и ждёт, и ждёт там, пока на этой жалкой планетке друг друга сменяют люди. Он ждёт и ждёт.

Я сидел в машине и слушал, слушал. Я не различал ни маяка, ни луча света в Одиноком заливе. Я лишь слышал Сирену, Сирену, Сирену. И звучала она как зов чудища.

Я сидел там и жалел, что сказать мне нечего.

А если я скажу…

А если я скажу, предположив,
Что динозавр не мёртв, а жив?
Да вот же он – ожившая гора,
Припарковался посреди двора.
Ура!
Что ты почувствуешь —
восторг или испуг?
Ты фыркнешь, хмыкнешь,
захихикаешь, не веря,
А может, выбежишь за двери,
Надеясь вопреки надежде —
ну, а вдруг?
Да всякий выбежит – и я, и ты,
мой друг!
Мы в древних ящеров с пелёнок
влюблены —
Они заполонили наши сны.
Они девчонкам и мальчишкам
любы —
Да старики, и те готовы
Отдать все золотые зубы,
Чтоб динозавра повстречать живого
Бульвара посреди.
Гляди!
Пока мы пялимся во все глаза,
Автоинспектор, грозный страж закона,
Штрафует динозавра за
парковку посреди газона.
Дотошно и невозмутимо он
Заносит в протокол урон,
И где, и как урон был нанесён,
Протягивает вверх талон,
И говорит: «С вас штраф!»
И бронтозавр уходит вон,
Штрафной талон в зубах зажав.
Придя в себя, инспектор, вероятно,
Сейчас же кинется обратно,
Туда,
Где нежилась зубастая громада,
А дети с туши не сводили взгляда –
Шепча: «Вот это класс!
Вот это да!»
А после разбежались по домам
Порадовать и пап, и мам
Своим рассказом небывалым:
Жаль, полицейский проморгал
такое диво!
Ну до чего ж несправедливо —
Столкнувшись с этим первобытным
самосвалом
Строчить свой протокол,
не думая о том,
Откуда раздаётся гром.
Увы, парковка девственно пуста:
Ни пасти, ни хвоста!
Лишь на газоне – граффити погадок.
Но дворник завтра наведёт порядок,
И даже дети не дадут ответ,
Был здесь красавец ящер – или нет.

Тираннозавр Рекс

Дверь открылась во тьму. Чей-то голос рявкнул: «Закройте!» – точно пощёчину отвесил. Гость прошмыгнул внутрь. Дверь грохнула. Он выругался про себя. Тот же неприятный голос подчёркнуто-страдальчески протянул:

– Господи. Это вы, Тервиллигер?

– Да, – подтвердил Тервиллигер. Справа от него на тёмной стене кинозала смутно белел экран. Слева в воздухе выписывал огненные арки огонёк – кто-то разговаривал, зажав в губах сигарету.

– Вы опоздали на пять минут!

«Вас послушать – так на все пять лет», – подумал Тервиллигер.

– Просуньте ваш фильм в дверь проекционной. Да пошевеливайтесь там!

Тервиллигер сощурился.

Ему удалось рассмотреть пять обширных кресел. Сопя и тяжело дыша, обильная чиновничья плоть шевелилась и ёрзала, перетекая к креслу посередине, где, почти в полной темноте, сидел и курил какой-то мальчуган.

Нет, поправился Тервиллигер. Никакой не мальчуган. Это он. Джо Кларенс. Кларенс Великий.

Крохотный ротик открылся и закрылся точно марионеточный, выдыхая дым.

– Ну?

Тервиллигер проковылял назад и передал плёнку киномеханику; тот сделал непристойный жест в сторону кресел, подмигнул Тервиллигеру и захлопнул дверь кинобудки.

– Господи ты боже мой, – вздохнул тонкий голосок. Зажужжал зуммер. – Механик, запускай!

Тервиллигер ощупал ближайшее кресло, ощутил под рукой чьё-то тело, отпрянул и остался стоять, кусая губу.

С экрана хлынула музыка. В шквале барабанного грохота рождался его фильм.