Истории, которых не было

– Эй, приятель, мне не четырнадцать, забыл? Учиться – это нормально. Поостмотреться, познакомиться со старожилами. Акклиматизироваться, в общем. Только от квартиры я отказалась, осталась жить в карантине. Как условно-досрочно освобожденные в американских фильмах. Уперлась рогом, мол, боюсь одиночества и те де. На самом деле, не хотела устраиваться на стационар, так сказать. Я тут временно! Нижнее подчеркивание, точка!

– Ясно. Ну, и как тебе процесс обучения?

– Прикольно! Сначала писали шаблоны, пипец, я там была либо вурдалаком, либо проводницей в поезде. Еще училкой, извращенной проституткой, продавщицей, зверьем всяким. Я быстро все поняла и соскучилась, даже не гримируют как следует, говорят, мол, аппаратура на месте доработает. Кошмар, если представить, что целый временной пояс ложится спать и смотрит сны из не слишком разнообразного наборчика халтурных залепух. За ним следующий и так далее, огромным непрерывным каноном.

– А потом просыпаются, и наяву происходит то же самое.

– Что ты хочешь сказать?

– Что жизненных сценариев еще меньше, дело обходится без вурдалаков и секс, большей частью, не столь экзотичен.

– Хе-е…, наверно, от этого и сны убогие. Но потом пошли индивидуальные серии, и там было позабавнее. Одному клиенту (или клиентке) все виделось в кукольном формате. Я была поролоновой кошкой, деревянной старушкой и коровой на шарнирах. Круто! У другого была спарринг партнером на ринге. Я здорово дралась! Сперва-то струхнула маленько, но потом поняла, не так уж сложно от него увёртываться. А он, бедолага, наверно удивлялся, что тело ватное. Знаешь, как всегда во-сне бывает…, бывало. Тут сны не снятся.

– Логично. Тут их делают.

– Да! И чтобы их сочинять, сценарная группа получает указания от аналитической!

– И ты захотела стать аналитиком, чтобы подглядеть через волшебный телевизор (или чудесный бинокль, магический кристалл, колдовской колодец), как страдают оставшиеся, как плачут, убиваются и горько жалеют, что не ценили, не любили и не дали нобелевской премии. Обливают слезами подаренные тобой носки и брелоки, винят себя в твоей смерти и пытаются сделать харакири.

– Ты, оказывается, не такой добрый дядя, каким кажешься.

– Какой я тебе, на хрен, дядя!

Ох, хорошо, что в этот момент я подавился сухарной крошкой. Это остановило меня и дало возможность Диньке крепко, с оттягом врезать мне по спине.

– Какой-никакой, а дядя. Тётя из тебя довольно неказистая, не находишь? И нечего так возбуждаться, на ровном месте. Козе понятно, что все новенькие об этом мечтают, но я добралась до административной службы города (бесит отсутствие названий), а большинство, и ты в том числе, сподобились, самое большее, душевно поговорить с админом группы. Угадала?

– Похвальная настойчивость. Только ответ ты услышала тот же, что и все мы, жалкие, безвольные улитки. Угадал?

– Подавись ты своей угадалкой, – уныло огрызнулась моя ночная (уже почти утренняя) гостья, – везде без опыта берут, а туда нет. Особо талантливых ищут, что ли?

– Думаю тут дело не в профессиональном, если так можно выразиться, опыте, а в длительности пребывания. Не знаю уж какая у аналитиков рабочая специфика, но корпорация у них ооочень закрытая. Один клуб на весь город, охрана, клубные карты и человек двадцать постоянных клиентов. Остальные предпочитают дома сидеть. Или по-другому как-то время проводят, черт их разберет. Мне раз только удалось поговорить с одним и то случайно. Да, и разговором это назвать можно с большой натяжкой. Я засыпал кучей плохо сформулированных вопросов полуживой организм, под завязку укомплектованный алкоголем, а он твердил, как заевший винил: «Ты думаешь, что ко всему привык, но тут-то и начинается самое…». Последнего слова я так и не разобрал, хотя парень честно пытался выговорить его раз тридцать.

Мы помолчали, на этот раз мирно, без напряга. Содружественно, так.

– Я прямо перед смертью стих написала. Первый и последний, думала – забылся, а сейчас всплыл. Хочешь прочитаю?

– Конечно, хочу!– я замер, не донеся сигарету до рта, боясь спугнуть внезапную откровенность, один из тех жалких непрочных крючочков, которыми мы цепляемся за окружающих.

– Только он, это…, короткий.

Ненужно откашлявшись, Динька продекламировала:

«Для заблудившихся в осенних сквозняках,

Лишенных дара доходить до края,

До точки невозврата, до сгоранья –

Попкорн и клоуны в облезлых париках»

– Вот.

– Хорошо. Я никогда ни строчки не срифмовал, но читал много. «До точки невозврата…», пророческое получилось, да?

– Тут даже попкорна нет. И кинотеатров, и книг, и интернета. Много чего нет, а ведь, не запрещено. Долбаного телевидения не существует, Господи, как я соскучилась по настырной тупой рекламе прокладок с крылышками!

– Да, это поначалу напоминало мне тайный тоталитаризм.

– Типа, все запуганы неизвестными в темных очках на одинаково-невыразительных лицах?

– Типа того, да. Но со временем становится ясно, что запретов, действительно не много. Максимум прав, минимум возможностей.

– Почему?! Почему ничего не делается?!

– Само?

– Почему само? Общество! Люди для людей!