Истоки тоталитаризма

Именно в этом качестве тоталитарная бюрократия представляла собой не только внешний, как сказал бы М. Вебер, «железный каркас» («футляр», «раковину» и т. п.), извне сжимающий общество, превращая его в «монолит». Она с самого начала обнаруживала вполне определенную тенденцию к тому, чтобы преобразовать его изнутри, на уровне его внутриклеточной структуры. Тоталитарная бюрократия стремилась преобразовать межличные отношения людей, подменив их естественно возникающую органику собственной политической механикой, насильственно (с помощью «товарища маузера») подчиняющей человеческое поведение своей осатаневшей воле к власти. Той же цели служила и ее партийно-бюрократическая (ибо идеи выступали здесь только в соответствующем «организационном оформлении») идеология, увенчивающая процесс бюрократической тотализации населения. Вот почему И. Сталин, какие бы высочайшие посты в партии и государстве он себе ни присваивал, и как бы ни возносила его над той и другим партийно-государственная бюрократия (к которой, надо сказать, очень плохо подходит слово «элита», в аналогичном контексте возникающее у X. Арендт), до конца жизни придерживался в своей деятельности партийных ритуалов, хотя без них, казалось, уж он-то вполне мог бы и обойтись. Ибо этот генеральный бюрократ лучше, чем кто-либо другой в тоталитарной России, понимал всю безусловность партийно-бюрократических «условностей», всю брутальность партийных ритуалов, всю убойную силу их примитивного буквализма. Вот почему, вопреки одному из тезисов концепции X. Арендт, именно буквализм тоталитарно-бюрократического понимания идеологии означал для ее приверженцев нечто гораздо большее, чем логическая связь ее постулатов и максим. Логика взывала к рефлексии, тогда как буквальное прочтение тоталитарных идей, совсем не случайно имевших вид пропагандистских лозунгов, взывал к «прямому», т. е. нерефлектированному, действию. Причем действию, уже изначально заключенному в соответствующую организационно-бюрократическую оболочку, благодаря которой (вспомним солженицынский «ГУЛАГ») шаг влево и вправо уже расценивается как побег. А с другой стороны, действие, казалось бы совершенно формальное и потому не имеющее никакого смысла (скажем, не вполне даже определенный жест руки на общем собрании), могло подчас иметь роковое значение для человека, и, быть может, не одного. Так что дело здесь не столько в имманентной логике определенных идей, которую вряд ли вообще могли эксплицировать для себя их (этих идей) «исполнители», сколько в тоталитарно-бюрократическом единстве буквализированной идеологии и организационно предопределенной практики. Но отсюда следует, что истинным посредником между тоталитарным вождем и массой является не «идеологика», как это получается в книге X. Арендт, а именно тоталитарная бюрократия, доводящая до конца процесс «расструктурирования» общества, однако лишь для того, чтобы затем подчинить его собственной — тотально политизированной — структуре. То есть структуре, возведенной на одном-единственном принципе — принципе ничем не ограниченной воли к власти, который является одним и тем же как для бюрократии, так и для ее вождя — бюрократа номер один.

Заключая статью, посвященную аналитическому рассмотрению этой во многих отношениях важной и примечательной книги, хочется специально обратить внимание читателей на один весьма существенный ее аспект, который, к сожалению, невозможно было осветить в рамках предложенного текста. Я имею в виду предельную актуальность — и, если хотите, поучительность — книги X. Арендт на фоне нашей нынешней постперестроечной ситуации. Особенно это относится к тем главам и другим, менее крупным фрагментам книги, где речь идет о предтоталитарном периоде, когда складывалась та «констелляция» факторов, которая сделала возможным превращение «протототалитарных» настроений, идей и чувств в кошмарную реальность тоталитарной «чумы XX века». Многое, очень многое из того, что пишет X. Арендт в этой связи, до жути похоже на события и факты нашей повседневной жизни. И это делает ее книгу, первый вариант которой вышел в свет еще в 1951 г., предостережением, звучащим в высшей степени злободневно в наши смутные дни.

Библиография

Часть первая: Антисемитизм

Alhaiza A. Vérité sociologique gouvernementale et religieuse. Succinct résumé du Sociéta-risme de Fourier comparé au socialisme de Marx. P., 1919.

Anchel R. Un Baron Juif au 18e siècle // Souvenir et Science. Vol. 1.

Arendt H. Why the Crémieux Decree was abrogated // Contemporary Jewish Record. April. 1943; The Jew as pariah. A hidden tradition // Jewish Social Studies. Vol. 6. № 2. 1944; Organized guilt // Jewish Frontier. January. 1945.

Arland M. Review of F. Celine's bagatelle pour un massacre // Nouvelle Revue Française. February. 1938.

Aron R. The Vichy Regime 1940–1944. N.Y., 1958. № 2.